Голоса сторонников социальной эволюции, допускавших лишь умеренные революционные скачки, звучали весьма убедительно и не могли не отразиться на политическом мышлении трезвого рационалиста Вышинского.
Произошло, однако, исторически наименее вероятное. Умело использовав единственное в своем роде состояние и распределение социальных и политических сил в России, сравнимое по своей неопределенности лишь с некоторыми периодами Смутного времени, власть в ней захватили большевики. Те самые большевики, которых до этого как политическую партию, никто особенно всерьез не принимал. Они были активны, но относительно малочисленны. И почти неизвестны в народе, если не считать некоторой части солдат-фронтовиков, спровоцированных газетой «Окопная правда», и питерских рабочих. А главное, их идеи, особенно идеи мировой социалистической революции, были чужды крестьянской массе, основной, хотя только еще пробуждающейся, политической силы России. Революционность русского крестьянства, да и то только беднейшей его части, не шла дальше мысли о разделе между бедняками-хлеборобами жирного блина помещичьей земли. Несмотря на свою бедность, это была та стихия, которую Маркс называл мелкобуржуазной. В океане этой стихии мало кто даже слышал его имя. Как, впрочем, и в массе русских рабочих, составлявших лишь три с половиной процента от тогдашнего населения России. Даже при отнесении к рабочему классу тех двух с половиной миллионов батраков, которые все еще оставались полукрестьянами, особенно по складу своего социального мышления.
Совершившаяся в полуфеодальной империи пролетарская революция произошла как бы в нарушение исторических законов, в том числе и формул общепризнанного теоретика подобных революций — Маркса. Поэтому большинство опытных политиков, как в России, так и на Западе, не приняли ее всерьез. В худшем случае — она нечто вроде Парижской коммуны. Огромным толпам охтинских рабочих, оставивших фронт солдат и покинувших свои корабли балтийских матросов не трудно было сломать слабое сопротивление охраны Зимнего — безусых юнкеров-необстрелков и полуопереточной женской гвардии позера и фразера Керенского. И объявить низложенным его слабое и нерешительное по причине своей разношерстности, избыточной интеллигентности и размагничивающего чувства временности Временное правительство. Но это — начало, не имеющее продолжения. Большевики не смогут решить бесчисленного множества проблем, вставших перед ними после захвата власти, — политических, военных, финансовых, экономических. Сами они ничего не умеют, а поддержки себе не найдут ни в ком, кроме разве ничтожного числа индустриальных рабочих. Мужик же русский их просто не поймет. Но тот же мужик был весьма склонен прислушиваться к программе «социализации» земли, т. е. справедливого раздела всех имеющихся в государстве пахотных земель между семьями землепашцев в зависимости от размеров этих семей, которого требовала партия социал-революционеров. Большевики пошли на союз с этой партией, хотя, наверное, уже тогда они считали его не более чем временным тактическим приемом. Присоединенный к их лозунгам эсэровский лозунг «Вся земля — крестьянам» не замедлил сыграть свою решающую роль. В сочетании с требованием мира любой ценой, пусть даже «похабного», он почти мгновенно превратил русских солдат сначала в дезертиров, а потом и в бойцов революции. Но революции гораздо в большей степени крестьянской по сути, чем рабочей.
Ленинский принцип превращения войны империалистической в войну гражданскую на территории бывшей империи восторжествовал быстро. Толчком к этой войне послужил массовый «красный террор», объявленный большевиками в ответ на попытку чиновников-специалистов оказать сопротивление новой власти при помощи забастовок и саботажа и мелкие пока контрреволюционные заговоры офицерства и буржуазии. После расстрелов в Петрограде волны политической ненависти покатились по России, вызывая массовые убийства, казни, погромы и пожары. Масштабы жестокости и затяжной характер начавшейся гражданской войны вряд ли предвидел даже Ленин. Все противоречия — классовые, сословные, национальные, накопившиеся за сотни лет существования огромной империи, проявились и нашли свое выражение в этой кровавой всероссийской свалке. Много раз казалось, что русскому государству наступает конец и что его народ, изнемогший от идейного разброда, голода и разрухи, вот-вот навсегда потеряет свою национальную самостоятельность и политическое значение в мире. Он, однако, выстоял и на этот раз. А бывшая монархическая держава превратилась в страну «победившего пролетариата». Точнее, в государство партии большевиков.
