Оранжерея - страница 9

Когда в запредельской гимназии учитель ис­тории однажды дошел до этого места учебника и четырнадцатилетний Марк Нечет увидел на следующей странице собственные имя и фамилию среди других знаменитых имен и названий, он так смутился, что ему стало душно и слезы вы­ступили из глаз. Он сидел у сводчатого окна, рас­сматривая серые скалы (солнце скрылось за ту­чами), натужено идущий по речным ухабам бук­сир, волокущий в док огромную пустую баржу, крошечного рыбака в красной куртке, с удочкой на плече, суетливых чаек на гнилых сваях старой пристани, и ему казалось, что до переливчатых, ковылем поросших холмов соседнего острова ру­кой подать. По пыльному стеклу вниз и вверх ело­зила муха. От плотных гардин пахло прачкой и карболкой. Небо еще потемнело, и тогда он уви­дел собственное зыбкое отражение: черная дыра рта, пустые глазницы. Рядом сопел и толкался лок­тем его школьный приятель Максим Штерн, пле­мянник директора гимназии, старательно срисо­вывавший с потрепанного учебника в тетрадь морской пунктирный маршрут капитана Маттео. Рыбак остановился, накинул капюшон куртки, переложил свою снасть на другое плечо, пошел дальше. Чайки, одна за другой, то и дело снима­лись с черных покосившихся свай, чтобы низко пролетать над рекой, а те, что оставались, ревни­во следили за ними, дожидаясь своей очереди. Отвернувшись к окну, Марк уныло ждал бешеной реакции класса — дурацких возгласов и улюлю­канья грубых мальчишек, которым его пылающие уши лишь добавили бы веселья. Что для него с ранних лет было предметом гордости, источни­ком внутреннего ликования, делиться которым, не замутив, можно только в семье, через минуту, при страшном попустительстве вялого, с редкой бородкой молодого учителя в круглых очках, отчего-то прозванного в классе Нулусом, достанет­ся им на злую потеху. А учитель, выдержав дол­гую паузу, соответствующую пробелу в учебнике перед новой главой, уже прочищал горло, подхо­дя с указкой к развернутой на стене клеенчатой карте Крыма.

—  На этом закончился первый, скорее неудач­ный этап странствия наших храбрых предков, — сказал он, волнуясь и непроизвольно взмахивая указкой. Зашумевший было класс вновь затих, при­готовившись слушать дальше. — Остается загад­кой, отчего генуэзский Консул отказал Маттео. Может быть, его насторожило знакомство Мат­тео с генуэзской знатью, от которой он, как вся­кий наместник, желал бы скрыть истинное поло­жение дел в далекой колонии. Или он заподо­зрил в нем соперника в торговых делах. Или не желал обострять отношений с венецианцами. Но вернее всего, решающее значение имело то об­стоятельство, что четверть странников составля­ли катары, которых, как вы уже знаете, Католи­ческая церковь жестко преследовала за ересь...

Максим Штерн поднял руку.

—  Да, Штерн. Что-то неясно?

Тот привстал со своего места и сказал:

—  Катары, господин учитель. Это правда, что они не строили храмов?

—  Ах, это. — Нулус потер лоб ладонью, соби­раясь с мыслями.

Он прошел к своему столу и положил на него указку. Пола его черного мешковатого пиджака была испачкана мелом. Карманы набиты грецки­ми орехами. В перерыве пьет из термоса бульон с ржаной коврижкой, сидя на подоконнике и ка­чая ногой, как мальчик А то еще играет в шахматы с учителем риторики, Фальцем, на гладкий, крепкий череп которого в минуты глубоких раз­думий слетают с потолка мухи.

—  Катары полагали, — начал учитель, — что видимый мир не является творением Божьим, что он возник из другого, злого начала. Они ве­рили, что Бог создал мир света и любви, незримый мир, нам недоступный. Вот почему они утверж­дали, что ничто видимое, осязаемое не может свидетельствовать о Боге или быть священным символом. И поэтому они не строили храмов и совершали богослужения на лесной поляне, или в домах близких людей, или в таверне. Но об их воззрениях стоит поговорить подробнее — как-нибудь в другой раз. А покамест вернемся к на­шему горемычному Маттео.

Он вновь взял указку и подошел к доске. Ка­тастрофа была неизбежна. Марк Нечет тоскли­во оглядел класс — коротко стриженные головы, бледные лица, склоненные над тетрадками тощие шеи, всего двадцать мальчишек. Шустов что-то показывает Стивенсону под партой и делает круг­лые глаза, Сумеркин набрасывает в откидном блок­ноте карандашный портрет скуки, Илюша внима­тельно разглядывает тускло-блестящий соверен, вечно голодный Метелин украдкой отламывает кусочки кекса и незаметно кладет в рот, а его сосед, луноликий Лунц, прикрываясь учебником, увлеченно читает другую книгу — «Любовные по­хождения Мерк... Марк…» — маркиза, что ли? Нет, отсюда не видать.