Сэм отвернулся от Лидии. Она обогнула его по дуге, чтобы заглянуть в лицо. Он отвернулся снова. Пусть поплавает, поделом ей.
Девушка совершила несколько таких заплывов. Он мрачно следил за ней, делая вид, что разглядывает берега. Мокрые волосы плавали на поверхности или влеклись за ней, как охапка водорослей. Как их было много! Казалось, они повсюду. В воде Лидия держалась непринужденно, даже когда приходилось просто держаться на плаву. Тогда ее сорочка надувалась пузырем, груди виднелись сквозь тонкую ткань и казались совершенно обнаженными. Это были две округлые чаши, совершенные по форме, алебастровый белый шелк. По контрасту соски выглядели темными – именно такими, как то свойственно натуральным брюнеткам.
«Возьми ее, – нашептывал инстинкт. – Она хочет тебя, так чего же ты ждешь?»
Сэм упрямо стиснул зубы. Инстинкт не унимался. Тогда он откинулся на спину и поплыл прочь, не сводя глаз с Лидии, намеренно мучая себя. Увы, не только себя:
на лице девушки появилось озадаченное выражение, потом щеки заалели от обиды. Сэм вновь поразился тому, до чего нежен румянец на ее бледных щеках. Густые ресницы затрепетали, как крылья плененной бабочки, и опустились. Намокнув, они слиплись и теперь казались еще длиннее. В ней все было нежным, изящным, деликатным: ресницы, волосы, плечи, груди… ее бедра, откуда исходил такой опаляющий жар, когда они прижимались друг к другу в поцелуе… в ней влекло буквально все. Она удовлетворяла всем его требованиям по части женской красоты и неизменно поражала своим редким характером. С ней все было иначе, чем с другими. Сэм не мог постигнуть ни природы своего влечения к Лидии, ни причины своей сдержанности с ней.
– Нет, ты останешься со мной! – продолжала эта девушка в своей безмерной наивности. – Я вольна сама распоряжаться своим телом и желаю предоставить его тебе… а вернее, себе самой. В том смысле, что хочу познать, на что оно способно. Хочу себя потешить – и потешу, и никто мне не запретит!
– Что?! – Неясные мысли Сэма были облечены в слова и так поразили его, что он против воли расхохотался. – Потешить? Ты сказала «потешить»? Так у тебя на уме потеха, мимолетное развлечение?
– Я… мне…
Он снова засмеялся – они словно поменялись ролями, и каждый играл не ту, какую должен был играть по законам жанра. Да и как же иначе? Он всего-навсего ковбой, деревенщина с Дикого Запада. Такие, как он, просто не в счет. Ее милость решила позабавиться, тайком переспать с заезжим простаком… как это она сказала? Ради себя самой, ну и отчасти ради него, в виде платы за услугу. Как вам это понравится?
Женщин неизменно интересовали его деньги и положение в обществе, все это было в их глазах его неотъемлемой частью. И вдруг кто-то проявил интерес лично к нему. Сэм не знал, чувствовать себя оскорбленным или польщенным.
Пожалуй, решил он, и то и другое. Ему льстило, что Лидия так откровенно его желает и ничуть этого не стыдится, и оскорбляло ее столь же очевидное намерение выбросить его потом за ненадобностью, словно на большее он не годился.
Ее желание и смущало его, и озадачивало, хотя все, что требовалось в подобной ситуации, – это протянуть руку и взять предложенное. Не каждый день представлялся шанс без дальнейших обязательств обладать женщиной, и притом женщиной незаурядной. Лучше некуда.
Хуже некуда. Негодование постепенно перешло в гнев, который Сэм напрасно пытался подавить.
– Ты только строишь из себя благородного, Сэм Коди, а на деле в тебе нет ни унции благородства, – заявила Лидия.
Он промолчал, потому что сказать тут было нечего. Он сам вложил это обвинение ей в уста, когда брякнул свое «можешь считать, что я играю в благородство». Даже если он благороден по-настоящему, этого уже не докажешь.
– Ты намеренно все усложняешь! – продолжала она.
– И не думал.
Но и на сей раз Лидия была права. Он всегда и все усложнял, ему постоянно пеняли на это. А дело было в том, что он ненавидел в себе буквально все и хотел быть лучше себя самого.
Сэм нырнул и ушел на глубину. Лидди попробовала ухватить его за рукав, но он без труда увернулся. «Хватит», – думал он угрюмо. Он позволил холодной воде поглотить его и увлечь на дно. Поверхностный слой был хорошо прогрет солнцем, но чем ниже, тем становилось неуютнее. Сверху донеслось приглушенное: «Сэ-эм!» Он не отреагировал, возясь на ходу с брюками. Казалось бы, холод должен был остудить его желание, но нет, плоть была по-прежнему тверда, как скалы вокруг этого проклятого озера. Сэм стиснул зубы до хруста, раздраженный своенравием собственного тела. Он не желал больше чувствовать возбуждение, не хотел быть его игрушкой.
