— Входите, — пригласил Мактай, распахнув перед ними заднюю дверь. — Ночка выдалась промозглая.
И опять они сидели на кухне. Мистер Мактай выставил каждому по банке «Карлинг, Блэк лейбл».
— Спроворишь дельце, а, Лиам?
— Какое, мистер Мактай?
— Фини тебе все растолкует.
— Вообще то я уезжаю назад, в Ирландию.
— Я почему то так и думал. «Этот парень уедет домой», — говорил я себе. Верно, Фини?
— Ясное дело, говорили, мистер Мактай.
— Вот я и подумал, Лиам, а не сделаешь ли ты мне до отъезда одну чепуховину. Вроде той, что мы еще в прошлый вечерок обсуждали, — добавил мистер Мактай; уж не перебрал ли я в ту ночь пива, подумал про себя Лиам–Пат, ведь никакого такого обсуждения он припомнить не мог.
В доме у Лиама–Пата Фини отпер дверь комнаты, в которой всегда были задернуты шторы, и откинул половик. Не зажигая света, вынул разом несколько сбитых вместе досок и посветил вниз фонариком. Лиам–Пат увидел черные и красные провода, кремовый циферблат часового механизма. «Плевое дело», — сказал Фини и выключил фонарь.
Слышно было, как он укладывает половицы на место. Лиам–Пат вернулся в задний коридор, куда выходила дверь комнаты. Вместе с Фини они пересекли прихожую и по лестнице поднялись в комнату Лиама–Пата.
— Опусти ка штору, парень, — скомандовал Фини.
Под висевшее над раковиной зеркало была бочком подсунута фотография матери Лиама–Пата; чуть повыше — снимок отца, два незакрепленных уголка уже начали загибаться. На полу лежал дешевый коричневый чемодан, с которым Лиам–Пат приехал из Ирландии; крышка была откинута, в чемодане кучей громоздилось неразобранное белье, принесенное из прачечной самообслуживания. Чемодан он купил в лавке Лейси на Эммет–стрит в тот день, когда подал О’Дуайеру заявление об уходе.
— А теперь слушай меня, — приказал Фини, усаживаясь на кровать.
Пружины громко заскрипели. Изголовье резко накренилось, и Фини придержал его рукой.
— Вот это видеть отрадно, — сказал он, кивком головы указывая на открытку, которую Лиам–Пат свято обещал матери вешать в своей комнате, куда бы ни забросила его судьба: младенец Иисус сидит на руках Девы Марии, воздев два пухлых пальчика в знак благословения.
— Напрасно ты думаешь, я ведь ничем таким не занимаюсь, — сказал Лиам–Пат. — Вроде того, что там, внизу.
— Тебя сюда привез мистер Мактай.
Морщинистое лицо Фини было бесстрастным. Костюм, похожий на пасторский, сидел на нем мешковато, рукав на локте протерся насквозь. Из под засаленного ворота рубашки шнурком свисал узенький галстук, крохотный жесткий узел залоснился. Говоря, что Лиама–Пата привез из Ирландии мистер Мактай, Фини не отрывал глаз от своих колен.
— Вообще то я сам приехал, — произнес Лиам–Пат.
По–прежнему разглядывая туго натянутую на коленях ткань, будто опасаясь, что она вот–вот треснет и здесь, Фини отрицательно покачал головой.
— О комнате договорился мистер Мактай. Заботился о тебе мистер Мактай. «По сердцу мне Лиам–Пат Броган» — это ведь его собственные слова, так то, парень. В тот день, когда мы с тобой были у него первый раз, кто, как не он, позвонил мне спозаранку, в восемь утра? Знаешь, что он мне тогда сказал?
— Нет, откуда мне знать.
— «Лиам–Пат — мужик настоящий», вот что.
— Все равно, не смогу я сделать то, о чем ты толкуешь.
— Слушай, парень. Ты же перед ними чистенький. Ты для них просто еще один Пэдди — ирландец, который едет на Рождество домой. Ты хоть понимаешь, Лиам–Пат, что я тебе говорю?
— Да я про мистера Мактая слыхом не слыхал, пока сюда не приехал.
— Он — твой друг, Лиам–Пат, как и я. Разве я не доказал тебе своей дружбы?
— Ясное дело, доказал.
— Вот и все, что я хотел тебе сказать.
— Так у меня на бомбы духу не хватит.
— Понятно, а кому вообще охота с ними вожжаться? Разве найдется в Божьем мире хоть один человек, который по доброй воле выбрал бы себе это занятие, а, парень? — Фини смолк. Вынув из кармана брюк платок, он провел им под носом. Впервые с тех пор, как они вошли в комнату Лиама–Пата, Фини взглянул ему прямо в лицо. — Никому не будет никакого вреда, парень. Ни малейшего для жизни и здоровья. Даже близко ничего такого не будет.