– Вы знаете этого парня? – спрашивает молодой человек.
– Мы вместе работаем. Вон там, в кафе. Он столы вытирает, а я еду готовлю.
– Его сбила машина.
– Несчастный случай? – Девушка широко раскрывает глаза.
– Эта особа даже не остановилась!
Глаза у девушки чуть не вылезают из орбит:
– Наехала и сбежала? Вы шутите!
– Этот парень утверждает, что с ним все в порядке, но, по-моему, у него шок. Ему надо в больницу. Пусть рентген сделают и все такое.
Уголки губ у девушки приподнимаются в улыбке, такое ощущение, словно она попробовала на вкус нечто необычайно вкусное, чего никак не ожидала.
– Давай, Джим, мы тебя в больницу отвезем, а? – Собственно, вовсе не обязательно так близко к нему наклоняться и так старательно, нарочито медленно, произносить каждое слово, да еще и так громко, словно он глухой или действительно умственно отсталый, однако именно так она и поступает.
Джим только головой трясет, ему хочется сказать «нет».
– Я… я…
– Я его знаю. И хорошо его понимаю. Он говорит «да».
Вот так Джим и оказывается в крошечном такси, с обеих сторон стиснутый этими молодыми людьми, которым, похоже, очень приятно болтать друг с другом. Но ему не до них: он должен немедленно увидеть цифры «2» и «1», иначе этой девушке не поздоровится. И этому молодому человеку тоже. Не поздоровится и таксисту, и всем прохожим, сгорбившимся под тяжестью своих зимних одежек. Джим старается дышать как можно глубже и полностью освободить голову от мыслей, но перед ним упорно возникают картины неизбежной гибели всего мира.
– Вы посмотрите, как его, бедолагу, трясет! – сочувственно говорит девушка. И, чуть наклонившись к молодому человеку, прибавляет: – Меня, между прочим, Пола зовут.
– Классное имя! – одобряет тот.
Больница… Там будут машины «Скорой помощи», и врачи, и повсюду раненые… Все внутри Джима сжимается от боли, когда он видит, как машина сворачивает на больничную парковку, и его тут же охватывают воспоминания.
– Родители, – говорит Пола, – назвали меня в честь той певицы… ну, той, что умерла…
Молодой человек кивает, словно уж теперь-то ему все ясно, и с улыбкой смотрит на нее.
* * *
Когда пациентов забирали «на процедуры», сестры всегда напоминали им, чтоб надели что-нибудь посвободнее. Это было нетрудно. Они все равно часто надевали вещи друг друга. «Кого там сегодня поджаривают?» – этот вопрос Джим впервые услышал от кого-то из старых пациентов. Они тогда молча шли по коридору, в котором только две двери – одна на вход, другая на выход, чтобы те, кто идет «на процедуры», не встретился с теми, кто их уже прошел.
В операционной врачи ободряюще улыбались Джиму, среди них были психиатр и анестезиолог, а также медсестры. Его попросили снять шлепанцы и сесть на кровать. Голые ступни – это обязательно, пояснила медсестра, необходимо следить за движениями пальцев у него на ногах, когда разряд достигнет цели. Джим наклонился, чтобы снять шлепанцы, но его так трясло, что он чуть не упал. Ему хотелось рассмешить врачей, хотелось, чтобы они были к нему добры и не делали ему больно, и он решил пошутить насчет величины своих «лап». И все действительно засмеялись. Похоже, настроение у врачей было просто отличное, и это еще сильней напугало Джима. Сестра поставила его шлепанцы под кровать и сказала:
– Ничего, это очень быстро. Ты, Джим, главное, расслабься и не сопротивляйся. И помни, что нужно дышать глубоко, как мы тебя учили.
Сестра взяла его за одну руку, анестезиолог – за другую. Он еще успел услышать, как ему здорово повезло, что у него такие замечательные вены, а потом последовал укол в руку, и пустота потекла в него, делая бесчувственными пальцы, плечи, голову. Откуда-то издали, из больничных палат, до него донесся женский смех, в саду пронзительно орали вороны, а потом вдруг улетели и женщины, и вороны, и все звуки утратили смысл.
Очнулся он в другой комнате. Там были и другие пациенты, и все они сидели очень тихо. Только одного человека рвало в ведро. Голова Джима разбухла и гудела, словно череп вдруг стал слишком тесен для его мозгов. На тумбочках стояли кружки с чаем и жестяные коробки с печеньем «Семейное».
