Только она ошиблась. На вокзале оказалось столько людей, там царил такой хаос – носились туда-сюда поезда, на платформах кишели пассажиры, бродили хромые голуби, всюду виднелись разбитые окна и зияющие вентиляционные люки, – что все доводы медсестры оказались моментально опровергнуты, и Джим еще больше уверился в том, что в жизни куда больше случайностей, чем он думал. Если уж на то пошло, то он скорее недооценивал угрозу случайностей, как недооценивают ее и все остальные. Слишком многое на самом деле грозит нам катастрофой – вот что он понял. И понял, что должен немедленно что-то сделать. Немедленно! Джим ринулся в комнату отдыха, чтобы там – в относительном уединении – совершить все необходимые ритуалы, но в спешке чуть не налетел на огромный титан, стоявший в вокзальной чайной. Если б он его опрокинул, то нанес бы страшный ущерб посетителям, весьма в этот час многочисленным. И тут уж нервы у него не выдержали: он нажал на кнопку тревоги. Через час – когда уехали пожарные, прибывшие на вокзал в таком количестве, что по всему юго-западу случились задержки в тушении пожаров, – Джима обнаружили под скамьей, где он лежал, свернувшись калачиком. Он больше никогда не видел ту молоденькую сестричку со свежим личиком. Ее уволили, и виноват в этом был именно он, Джим!
* * *
В конце дня Джим должен отнести в уборную новый рулон голубых бумажных полотенец, и когда он берет его в кладовой, которая совсем рядом с кухней, то снова слышит голос Айлин. Она разговаривает с двумя девушками, которые отвечают за горячие блюда. Джим слышит, как она спрашивает:
– Ну, и что с этим Джимом такое? – Он потрясен тем, как просто она произносит его имя. Значит, их что-то связывает? Но ведь ясно же, что никакой связи между ними нет.
Джим замирает на месте, прижимая к животу рулон голубых бумажных полотенец. И дело вовсе не в том, что ему так уж хочется подслушать разговор, скорее уж он предпочел бы вовсе не быть здесь, и теперь ему кажется, что наилучшим выходом из создавшегося положения будет притвориться, будто его и впрямь здесь нет.
– Он в кемпере живет, – говорит одна из девушек. – Там, за новым микрорайоном.
– У него нет ни дома, ничего, – вторит ее подруга. – Просто поставил там свой прицеп, и все.
– И вообще он немного…
– Что – немного? – нетерпеливо спрашивает Айлин, потому что, похоже, никому не хочется говорить вслух, какой он, Джим.
– Сама знаешь, – говорит первая девица.
– Умственно отсталый, – говорит вторая.
– Неправда, Джим давно поправился, и его выпустили, – возражает первая девушка. Джим не сразу понимает, откуда его выпустили, но девушка продолжает: – Он действительно большую часть жизни провел в «Бесли Хилл», а когда лечебницу закрыли, ему просто некуда было идти. Его пожалеть бы надо. Он ведь и мухи не обидит. – А Джим и не догадывался, что она все это знает.
– А еще он овощи сажает, – говорит вторая девушка. – Морковку там всякую и тому подобное. И цветы. Он семена по сниженным ценам в супермаркете покупает. А иногда еще навоз и другие удобрения. Воняет жутко!
Айлин издает какие-то очень странные и очень громкие звуки, такие резкие и оглушительные, что Джим не сразу понимает, что это такое. Оказывается, это она так смеется. Но смех у нее совсем не злой, вот что больше всего его поражает. Такое ощущение, словно она смеется вместе с ним, и это очень странно: ведь он-то вовсе не смеется. Он прямо-таки прилип к стене, прижимая к сердцу рулон голубых полотенец, и сердце у него стучит так, словно вот-вот взорвется.
– Ох, чума тебя забери! – говорит Айлин. И спрашивает: – И как же эта фигня должна на голове держаться?
– Мы ее шпильками для волос прикалываем, – советует первая девушка. – Ты прямо в поля их воткни, вот она и будет держаться.
– Забери. Я это дерьмо носить не буду.
– Ну что ты, придется. Таковы правила. И волосы под сетку подбери. Сетку тоже надевать обязательно.
Джиму не удается услышать, чем закончился разговор про шляпу. Дверь на кухню вдруг захлопывается, и голоса женщин перестают быть слышны, точнее, они все еще слышны, но слов различить нельзя, их голоса превратились в некое неопределенное гудение – точно так же исчезает в неопределенности весь остальной мир, когда Джим возится со своими растениями. Он решает выждать еще немного и, когда становится достаточно безопасно, относит бумажные полотенца в уборную, затем моет и дезинфицирует раковины и унитазы. В оставшееся время Джим протирает столы и относит на кухню подносы с грязной посудой, передавая их тем самым девушкам, которые назвали его умственно отсталым. Посетители приходят и уходят, но их немного. За окнами низко нависла темная снеговая туча, такая тяжелая, что едва может сдвинуться с места.
