В Москве его давно узнавали на улицах, улыбались, как знакомому.
В это время рядом и возникла Зуева. Ее привел директорствовать Демка, и Песоцкий оценил креатуру мгновенно. Съемки у Каннской лестницы? — вот координаты оргкомитета, вот расписание мероприятий, вот расценки на эксклюзивы. Интервью с Годаром? Через час — лист с телефонами-факсами агента, проект письма на французском. Договоры, билеты, гостиницы… Она освободила его голову. Ладненькая такая, собранная, без особых примет, что очень важно для исполнительного директора, хе-хе…
До постели у них дошло месяца через три и как-то само собой. Они проводили рядом по двенадцать часов в день, а в командировках круглые сутки — ну, и трахнулось как-то по случаю, нечувствительным образом.
Это из Гоголя, вспомнил Песоцкий, потягивая банановый коктейль в теньке под пальмой. Нечувствительным образом. Да-да, точно. Гоголя он читал когда-то… юноша бледный.
Главным женским достоинством Зуевой была безотказность. Песоцкий знал, что это — в любой момент. В постели она была подчеркнуто послушна, с легким налетом иронии: да, господин… на животик, господин? Точная в сексе, как в работе. Кстати, на работе произошедшее никак не отразилось, и это Песоцкий тоже оценил.
Наутро Зуева была буднично ровна и исполнительна — никаких женских обидок, никакой утомительной романтики... Это ему тоже понравилось. Так было проще, а он любил, когда проще.
Когда началась резка страны, без наркоза, на куски собственности, когда вдоль меридианов сдохшей империи покатилось большое варварское колесо, именно Зуева решила вопрос с «крышей».
Как вышла, через кого — Песоцкий и думать не хотел, но «крыша» завелась у них такая, что рухнуть могла только вместе со Спасской башней. И посреди боевых действий, охвативших очумевшую родину, Песоцкий продолжал в охотку оглаживать мировой кинематограф.
Откатывали они наверх все больше, но все больше у них и оставалось: телеканал был государственный, а «крыша», собственно, государством и была — отчего ж не помочь классово близкому частнику правильной сметой?
Классово близким, правда, стать пришлось…
В общем, началась помаленьку какая-то другая жизнь.
А с Зуевой они съехались в девяносто пятом, ближе к «голосованию сердцем». В обоих случаях сердце было особенно ни при чем, но вариантов уже не оставалось.
* * *
В полотенце на трусы Песоцкий добрел до берега — и, попросту уронив его на песок, вошел в воду. Перевернулся на спину, лег, запрокинув голову. О-о-о, вот так, да. И никакой Леры не нужно. С коротким смешком он втянул в себя воды, отфыркался и снова лег на мелководье.
Дожить до вечера. Не спеша эдак, гусеничкой. Супчика поесть, доспать в холодке, съездить на такси в городок, глянуть на туземную жизнь, — а там, глядишь, и закат. Прогуляться в прохладных сумерках по берегу, к дальним лодкам и ресторану на песке, к какой-нибудь филе-барракуде с печеным картофелем и белым вином, а вернешься в бунгало — там уже чемодан, родимый, коричневый, с оранжевой заплаткой на боку, чтобы было виднее на ленте…
Один звонок, и утром — Лера!
А пока нет Леры, взять ноутбук — и в тенек, в плетеное кресло на веранде. Там до черта работы было, в ноутбуке, лишь бы не сперли по дороге.
Строгал Песоцкий новое кино: лучшие умельцы страны уже долбили сюжетные линии… Блокбастер, разумеется, — меньше не имело смысла! Без особенных висконти, про Крымскую войну.
Что про Крымскую, сам Песоцкий и выдумал — и чуял тут запах настоящего успеха… Сюжет заваривался крепкий: с кровью-любовью, с адмиралом Нахимовым, с поручиком Толстым и городом русской славы Севастополем… Кризис не кризис, а чтобы англичан с хохлами разом поиметь, бабла из Кремля отвалят по-всякому!
Крымский сюжет будил в Песоцком злобный стахановский задор: на кинополяну в последние годы набежало всякой шелупони, давно пора было всем напомнить, кто в доме хозяин!
Оставалось подтянуть там, в сюжете, один узел: главному герою, офицеру славных российских спецслужб, следовало красиво исчезнуть из-под носа у английской разведки... Красиво — пока что не получалось.
Лежа на мелководье, Песоцкий попытался направить мозги в эту сторону, но мозги шевелились вяло и неуправляемо, и мысли расползались самым подлым и раздражительным образом… Вот, например, Зуева. Как случилось, что его женой стала эта небольшая рептилия? Главное, теперь и наружу не выберешься… Говорят, есть такие яды, от которых никакого следа. Просто — раз, и все.
