За деревьями, в морозной дымке промелькнули величавые, залитые светом купола Успенского Собора. Глядя на это грандиозное творение, Бонд сразу понял, почему киношники использовали для съемок Хельсинки, когда им были нужны виды улиц Москвы.
На самом деле эти два города похожи друг на друга, как пустыня на джунгли: современные здания финской столицы, которые спроектированы и построены со вкусом и изяществом, не могут даже сравниться с натыканными по всей Москве уродливыми безликими коробками. И только в старых уголках обоих городов возникает таинственное, чем-то жутковатое ощущение их схожести. Там, на маленьких улочках, в маленьких сквериках, где здания навалились одно на другое, их резные фасады напоминают еще ту Москву, которая была в старые добрые, а порой и недобрые времена царей, царевичей и неравноправия. Зато теперь, думал Бонд, у них было просто: Политбюро, комиссары, КГБ и… неравноправие.
Пола жила в многоквартирном доме с окнами, выходившими на парк Эспланаде, в юго-восточном конце проспекта Маннергейма. Эту часть города Бонд раньше никогда не посещал и, приехав сюда, был неожиданно приятно удивлен. Сам парк простилался между домами длинной полосой. Было заметно, что летом он превращается в настоящий райский уголок, полный деревьев, тропинок и каменных садиков. Сейчас же, в середине зимы, парк Эспланаде взял на себя другую оригинальную функцию: художники разных возрастов и способностей превратили его в настоящую галерею снежных скульптур на открытом воздухе.
Запорошенные вчерашним снегом, с любовью созданные еще в начале зимы, из сугробов торчали всевозможные снежные фигуры. Некоторые — абстрактные образы, а иногда настолько изящные работы, что трудно было представить их слепленными из снега, а не вырезанными из дерева или с огромным терпением выточенными из металла. В одних бросалась в глаза угловатая агрессия, а в других — тут же рядом — успокаивающая плавность линий. Животные — будь они слеплены с натуры или только в абстрактных формах — пялились друг на друга, а то и скалили пасти на спешащих мимо ссутулившихся от холода и тяжести своих шуб прохожих.
Такси Бонда остановилось почти напротив мужчины и женщины, слепленных из снега в натуральную величину, тесные объятия которых, судя по всему, могла разрушить только весенняя оттепель.
Вокруг парка стояли, в основном, здания старых построек, но то тут то там среди них мелькали элементы современной архитектуры, которые служили своеобразной связующей ниточкой между прошлым и настоящим временем.
Сам не зная почему, Бонд представлял себе, что Пола живет в новой, сияющей многоэтажке, однако по ее адресу он обнаружил четырехэтажный домик с яркими зелеными стенами и ставнями на окошках, разукрашенный снегом так, словно под каждым окошком в ящиках цвели заснеженные цветы, чьи длинные ледяные стебли с лепестками и бутонами, свисая, примерзли к водосточным трубам и орнаментам фасада. Создавалось впечатление, будто бы в декабре здесь поработали хулиганы с балончиками-распылителями, разукрасив белоснежной пеной дом всюду, где только смогли достать. Верхнюю часть здания делили пополам два изогнутых фронтона с деревянной отделкой, а внизу был вход, незапертая застекленная дверь. Сразу за дверью на стене висел ряд металлических почтовых ящиков, каждый — с крошечной рамочкой для карточки с фамилией жильца. В общей прихожей и на лестнице ковров не было, а сияющее полированное дерево пахло хорошим лаком. К тому же сейчас с этим запахом смешались невыносимые для голодного Бонда ароматы стряпни из чьей-то кухни.
Пола жила на четвертом этаже, в квартире 4А. Бонд, расстегивая куртку, начал подниматься по лестнице.
Он отметил, что на каждой лестничной площадке было по две двери, справа и слева. На вид они казались прочными и аккуратно сделанными. Рядом с каждой висел звонок и карточка, такая же, как и на первом этаже, на почтовом ящике.
На четвертом этаже имя Полы Вакер было элегантно выведено на визитке под звонком квартиры 4А. Из любопытства Бонд глянул на дверь квартиры 4Б: там жил некий майор А. Ниблин. Бонд сразу представил себе отставного военного, чья квартира завалена картинами баталий, книгами по стратегии, и романами о войне, о публикации которых так заботятся финские книжные издательства. Они не давали людям забыть о тех трех войнах за независимость, в которых страна сражалась против России: сначала из-за революции, потом из-за вторжения и, наконец, плечом к плечу с Вермахтом.
