Беспалов распахнул одну из дверей и приглашающе махнул рукой.
— Прошу.
Полынов шагнул через порог, и мрачное очарование компьютерной игры кончилось. Словно он сделал шаг не в пространстве, а во времени, в мгновение ока перенесясь более чем на десятилетие назад в Институт молекулярной биологии в Пущино. Пройдя тамбур с душевыми кабинками и металлическими шкафами для одежды, Полынов вошел в лабораторию. Вытяжные шкафы, кварцевые лампы на стенах, длинный лабораторный стол, термостаты, микроскопы, двадцатилитровые бутыли с хлорамином и пергидролем, делительные воронки на штативах, микробюретки, бюксы с пептоноловым бульоном, чашки Петри с культурами микроорганизмов, реактивы… Сердце екнуло от внезапно нахлынувшей ностальгии. Какой же он дурак был, когда все это променял на спецшколу.
Трое сотрудников в белых халатах — молодая женщина и двое мужчин — сидели вокруг письменного стола у окна, пили чай и ели бутерброды. Здесь, как и в институте в Пущино, чихать хотели на технику безопасности и обедали прямо на рабочем месте. Помнится, как тот же Лаврик, не найдя под рукой ложки, рассеянно выхватил из штатива пробирку со штаммом бубонной чумы и размешал ею сахар в стакане с чаем. Для Лаврика тогда его рассеянность вышла боком: нет, он не заразился, но получил строгий выговор и лишился квартальной премии, так как штамм от высокой температуры погиб.
— Ребята, вот и ваш новый руководитель! — весело провозгласил Беспалов, входя следом. — Знакомьтесь, Никита Полынов. Прошу любить и жаловать.
Три пары глаз уставились на нового шефа.
— Временный, — поправил Беспалова Никита. — Временный руководитель на период экспедиции в Каменную степь.
Кажется, его поправка сотрудникам лаборатории понравилась. Никто не любит, когда в крепко сбитый коллектив с бухты-барахты назначают нового начальника со стороны. Притираться к нему надо, общий язык находить… А с временным гораздо проще — не сложатся отношения, и ладно. Как пришел, так и уйдет.
— Наш микробиолог Леночка Фокина, — улыбаясь, Беспалов начал знакомить Никиту с сотрудниками. — Прекрасный специалист, один недостаток — половине спасателей поразбивала сердца без всякой надежды на взаимность.
Полынова встретил серьезный взгляд больших серых глаз, и он мысленно согласился с Беспаловым. Девушка действительно была на редкость красива. Точеная фигурка, личико сказочной царевны, обрамленное простенькой прической каштановых волос, и глаза, в которых хотелось утонуть.
— А почему только половине? — поддержал Никита фривольный тон.
— Потому, что вторая половина — женатики! — рассмеялся Беспалов.
Леночка никак не отреагировала на мужские скабрезности. Протянула руку, Никита пожал маленькую ладошку и неожиданно ощутил, что выпускать ее из своей руки не хочется. Давненько он не испытывал такого чувства.
— Володя Мигунов, — продолжал Беспалов, словно не заметив заминки. — Лаборант, вечный студент биофака, но свой парень.
«Свой парень» был рус, кудряв и в противовес микробиологу Леночке удивительно некрасив. Узкое лицо, большой шлепогубый рот, маленький, сдвинутый назад подбородок, невыразительные глаза за толстыми линзами очков. В довершение всего, когда он встал из-за стола и протянул руку, то оказался двухметрового роста и худым, как узник Освенцима. Зато ладонь у него была широкая, сухая — грабли, а не ладонь, — и рукопожатие крепким.
— И, наконец, Олег Братчиков, — произнес Беспалов, представляя последнего члена бригады, крепенького, лысоватого мужчину лет под сорок с круглым открытым лицом, с которого, казалось, никогда не сходит улыбка. — Тоже лаборант, кроме того, спелеолог, скалолаз, водитель любых видов транспорта и прочая. Душа компании. Незаменим как в работе, так и в застолье.
— Очень приятно, — сказал Полынов. — Никита Полынов, бывший биолог, бывший десантник.
Он специально не стал уточнять, что значит «биолог», и, тем более, «десантник».
— Лучшая моя бригада, — продолжал рассыпать дифирамбы Беспалов. — Три года вместе, на счету десятка два «горячих» точек от Сахалина и Камчатки, до Туркменистана и Чечни. В работе — звери, но и пьют, как кони… Пардон, Леночка, это не о тебе.
