— Так вы и по-испански говорите? Поистине нет конца вашему очарованию!
— По-английски тоже. И по-немецки. А вот по-русски я говорю недостаточно свободно, но читаю хорошо.
— Поразительно!
— Вы думали, что для красивой женщины это не обязательно?
Он услышал горечь в ее голосе и взглянул ей в лицо. В его взгляде были нежность и сочувствие.
— Простите меня, если я вас обидел. Я не хотел. Обещаю, что исправлюсь.
Музыка кончилась, и он отвел ее в сторону.
— Шампанского? Вы француженка, и это ваш напиток. Я думаю, вам нравится шампанское?
— С удовольствием.
Он щелкнул пальцами, подзывая официанта, взял у него бокал и подал ей.
— «Дом Периньон» — самое лучшее. Сегодня мы стараемся найти друзей.
— Кажется, сейчас это вам особенно необходимо.
— Не понял, — нахмурился он.
— Сегодня я слышала в «Новостях», что в Британском парламенте опять разгорелись дебаты насчет Фолклендских островов. Ваш военный флот начал маневры в том районе.
— Не Фолклендские, — усмехнулся он. — Мы называем их — Мальвинские острова. — Монтера пожал плечами. — Старая ссора, не стоит и говорить об этом. Политики сумеют все уладить. На мой взгляд, англичане скоро заключат с нами сделку.
Она не ответила, но взяла его под руку. Они прошли через зал и вышли в сад через открытую стеклянную дверь. По пути он взял еще один бокал шампанского и подал ей.
— А вы не пьете? — спросила Габриель.
— Не очень много, и не шампанское. Я стал плохо переносить его. Старею.
— Ерунда!
— Сорок пять. А вам?
— Двадцать семь.
— Господи Боже, хотел бы я снова быть таким же молодым.
— Возраст — это состояние души. Герман Гессе сказал как-то, что юность и старость только для обычных людей. Все талантливые и исключительные личности могут иногда быть молодыми, иногда — старыми, точно так же, как они радуются или грустят.
— Мудрая мысль. Откуда вы все это знаете?
— Я училась в Сорбонне, потом в Оксфорде. В женском колледже Сент-Хью. Там не было ни одного мужчины, и слава Богу!
Трио заиграло «Туманный день в Лондоне».
— «Я чужой в вашем городе…» — негромко запел он по-английски.
— О нет! — живо возразила Габриель. — Мой город — Париж. Но Фред Астер был прав, когда пел эту песню в кино. Каждый, кто приезжает в Лондон, должен хотя бы раз прогуляться по набережной Темзы, и лучше всего — вечером.
Он улыбнулся.
— Отличная идея! Но сначала мы должны поесть. Кажется, у вас неплохой аппетит? Еще немного шампанского?
Шел дождь, и туман клубился на улицах. Военная плащ-накидка, которую он нашел для нее, промокла насквозь. Монтера был в форме, но великолепие мундира скрывалось под широким офицерским плащом.
Они прошли несколько миль пешком, не обращая внимания на дождь. Служебная машина Монтеры ехала за ними. Габриель надела простые туфли на низком каблуке, которые Рауль взял для нее у служанки в посольстве.
Они прошли мимо дворца, потом через Сент-Джеймсский парк. Монтера еще никогда в жизни так не наслаждался обществом другого человека, как сегодня.
— Вы не устали? — спросил он, когда они подходили к Вестминстерскому мосту.
— Нет. Я ведь обещала вам что-то особенное, помните?
— О, я забыл!
Они подошли к мосту и свернули на набережную.
— Ну вот и пришли. Это самое романтическое место во всем Лондоне. Иногда я представляю себе, как в том старом фильме, что Фред Астер держит меня за руку и поет. Мы идем с ним по набережной, а за нами вдоль обочины медленно едет машина.
— С тех пор положение на дорогах сильно изменилось, — усмехнулся Монтера. — Невозможно ехать вдоль обочины, там уже стоит слишком много машин.
Высоко наверху Большой Бен стал бить полночь.
— Час ведьм, — сказала Габриель. — Вам нравится экскурсия?
Он закурил и облокотился о парапет.
— Очень! Я люблю Лондон. Чудесный город.
— Но не выносите англичан?
Он пожал плечами.
— Да нет, они ничего. Я учился в военном училище в Крануэлле. Там были хорошие ребята — самые лучшие. Проблема только в том, что для них мы — «даго», мы — латиноамериканцы. Если «даго» — отличный летчик, то только потому, что они неплохо с ним работали.
— Ерунда! — сердито сказала она. — Вы им ничем не обязаны. Вы сами — превосходный летчик. Самый лучший!
