На следующий день толпы людей устремились на улицы города. Римляне ликовали, врывались в кабинеты организаций фашистской партии, чтобы перевернуть их вверх дном. Имели место случаи рукоприкладства по отношению к партийным функционерам, которым не хватило мудрости пересидеть это всеобщее ликование где-нибудь в укромном месте. «По виа Национале проехала машина, волоча за собой на цепи бюст Муссолини, — вспоминал Фридрих фон Плеве, — и мальчишки колотили по нему палками и что-то радостно выкрикивали. Проехал трамвай, на боку которого красовалась надпись: „Трагический карнавал окончен“».
«Улицы в центре города были запружены ликующими толпами, — вспоминал позднее один итальянский журналист. — От радости людьми владело едва ли не головокружение. Наконец они вновь обрели жизнь, какую почти успели забыть. В людских сердцах тотчас поселилась надежда, что едва ли не сразу наступят лучшие времена. Люди — сначала для пробы, чтобы посмотреть, что за это будет, выкрикивали проклятия в адрес Муссолини и фашизма, и, к их великому удовлетворению, с ними за это ничего не случалось». Подобные сцены происходили по всей стране.
Физического насилия почти не наблюдалось. Скорее, людской гнев был направлен на символы ненавистного режима. Сразу после переворота в буквальном смысле тысячи бюстов и фотографий дуче были порушены и сорваны, а также эмблемы фашизма и другие напоминания о днях правления Муссолини. Когда Скорцени прибыл в Рим, в витринах многих магазинов красовались фото новых героев — короля Виктора Эммануила и Бадольо.
Увы, всеобщее ликование схлынуло столь же быстро, как и началось. Когда Бадольо взял в свои руки бразды правления страной, многие простые итальянцы надеялись на быстрый выход Италии из войны. «Как достичь мира, — писал позднее сам Бадольо, — об этом люди как-то не задумывались. Никто не остановился, чтобы задаться этим вопросом. Люди не спорили на эту тему, они воспринимали мир как нечто само собой разумеющееся». Увы, к их великому разочарованию, новый режим, который опасался вечных угроз как изнутри, так и извне, в течение всего августа продолжал неустанно подчеркивать свою верность Гитлеру. Случалось также, что, когда следовало предпринять репрессивные меры, в своем рвении режим Бадольо даже превосходил фашистов.
Вступив в должность, Бадольо ввел в Риме военное положение, а также принял иные меры к тому, чтобы запугать возможные подрывные элементы. (По сути дела, король и Бадольо боялись левых радикалов так же, как и фашистов. В их понимании левые представляли собой серьезную угрозу монархии, а Виктор Эммануил отчаянно хотел сохранить ее в неприкосновенности.) В девять вечера наступал комендантский час, в результате которого римские улицы пустели. Было также запрещено собираться группами больше трех человек. Многие итальянцы получили длительные тюремные сроки за то, что в глазах их самих было лишь мелким правонарушением, если не дарованным им свыше правом.
Паутина лжи, сплетенная королем и премьер-министром, заставляла буквально всех гадать относительно характера нового правительства — и нацистов, и союзников, и даже самих итальянцев. Буквально в первые дни после переворота Виктор Эммануил и новоявленный глава кабинета умудрились оттолкнуть от себя всех, кому было небезразлично будущее Италии.
Бадольо между тем держал ухо востро, и вскоре до него дошли слухи о намерении Гитлера свергнуть его правительство и вернуть к власти дуче. И хотя он отнесся к этой угрозе со всей серьезностью — а режим Бадольо относился со всей серьезностью к любой угрозе, — он не посмел портить отношения с Гитлером и вместо того, чтобы встать в оскорбленную позу, предпочел, не слишком это афишируя, принять превентивные меры. Например, укрепил службу безопасности нового режима с тем, чтобы затруднить для Скорцени выполнение миссии по аресту заговорщиков из черного списка Гитлера. Кроме того, в последующие недели он делал все для того, чтобы ввести поисковую группу в заблуждение.
Его стратегия в отношении последней была двоякой. Чтобы быть на шаг впереди немцев, Бадольо постоянно перемещал дуче из одного места в другое. Кроме того, он постоянно пытался сбить нацистов со следа, подсовывая им через надежных офицеров итальянской военной разведки заведомо ложную информацию. Кстати сказать, итальянская военная разведка — Servizio Informazione Militare (SIM) — считалась одной из лучших в мире. И хотя эта тщательно продуманная и подброшенная немцам дезинформация вряд ли была способна целиком сорвать их миссию, считалось, что она существенно ее затруднит, позволив Италии выиграть время, столь необходимое для того, чтобы договориться с союзниками о капитуляции. Похоже, что ни Гитлер, ни Бадольо не верили в прочность итало-германского союза, который, по их мнению, должен был вот-вот дать трещину.
