Поднявшись в воздух, Ланггут повел отряд на северо-восток, в направлении отеля «Кампо Императоре», в 120 километрах от Рима. Нормальная скорость буксировки планеров составляла примерно 180 километров в час, но при необходимости ее можно было увеличить до 210 километров в час.
Как и другие планеры, DFS 230, в котором летел Скорцени, был освещен ярким дневным светом. По мере увеличения температуры внутри кабины он заметил, что некоторых из его людей стало укачивать. Солетти, бывший кавалерийский офицер, чувствовал себя немногим лучше. «Внутри планера было жарко и душно, — вспоминал Скорцени. — Итальянский генерал, находящийся впереди меня, весь позеленел — прямо-таки под цвет своего мундира». Одного из эсэсовцев в планере Радля, который в том же звене следовал за планером Скорцени, вырвало, и кабину наполнило отвратительное зловоние.
Вскоре после взлета голова конвоя приблизилась к 1300-метровому горному хребту восточного Тиволи. Это было потенциально опасное место, которого так боялся Ланггут. Даже сейчас он не был уверен, что вся цепь планеров сможет перелететь через эту преграду, и поэтому принял роковое решение: развернуть весь конвой по кругу, чтобы набрать достаточную высоту и гарантировать безопасность десантников. Он заложил на своем «Хеншеле» боковой вираж и начал описывать широкую горизонтальную петлю, таща за собой Берлепша и его планер.
Возникла одна проблема. Посмотрев в иллюминатор, Ланггут с ужасом обнаружил, что никто из его звена за ним не следует. Вместо этого обезглавленный конвой, как ни в чем не бывало, летел прямо над горной цепью, приближаясь к главной цели. «Порядок движения подразделения изменился, — писал позднее генерал Штудент, — теперь первым шло „звено“ Скорцени».
Судя по воспоминаниям Скорцени, причиной недоразумения стала большая гряда облаков в районе над Тиволи, помешавшая увидеть неожиданный маневр Ланггута. Когда звено Скорцени вынырнуло из тумана, его пилоты не обнаружили ни Ланггута, ни его первого «звена» — те словно растворились в воздухе. Полную неразбериху создавало отсутствие радиосвязи между различными звеньями. Оторвавшись от остальной штурмовой эскадрильи, Ланггут не мог предупредить других летчиков, что они с Берлепшем двинулись в обход. (Штудент позднее заявлял, что пилоты звена Скорцени просто не поняли значения предпринятого Ланггутом изменения курса.)
В любом случае конвой теперь летел вслепую — и без командира. Когда пилот планера Скорцени, молодой оберштурмфюрер Элимар Мейер, бросил взгляд в направлении кабины и спросил, что им делать, Скорцени закричал: «Мы летим первыми!»
Он не мог ясно видеть землю через запотевшие плексигласовые иллюминаторы, грязные и поцарапанные, и потому вытащил нож и сделал несколько длинных узких разрезов в брезенте, которым был обтянут каркас планера. «Я решил, что примитивная конструкция этих планеров все-таки обладает определенными преимуществами», — вспоминал он. Сумев сориентироваться и находя на карте проплывавшие под ними географические объекты, он смог повести конвой по маршруту, давая указания Майеру, который затем предоставлял необходимую информацию летчику «Хеншеля», буксировавшего планер.
Прошел примерно час полета, когда Скорцени посмотрел вниз и заметил городок Аквила, столицу провинции Абруцци. Это означало, что цель уже близка. Вскоре он смог различить облака пыли, поднимаемые грузовиками колонны майора Морса. Они уже достигли Ассерджи и двигались по ведущей к станции фуникулера извилистой дороге. Согласованность во времени была практически идеальной — два этапа операции проводились одновременно, как и планировалось.
Теперь под крылом своего DFS 230, летевшего на высоте примерно 3000 метров, Скорцени мог видеть отель «Кампо Императоре». Не нуждаясь больше в буксировке, Мейер отцепил буксировочный трос, позволив планеру медленно снижаться на расположенное на высоте 2000 метров плато. Он вел самолет широкими кругами, когда Скорцени различил внизу землю. Вскоре стала видна небольшая поляна, задуманная как зона посадки.
Это была так называемая лужайка, запримеченная Скорцени во время разведывательного полета 8 сентября. Прежде он никогда не видел ее так близко, и одного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы ему стало плохо. «В тот момент я почувствовал, что мы влипли, — вспоминал Скорцени, — потому что „пологая лужайка“ на деле оказалась почти отвесной кручей. Треугольной формы, она напоминала лыжный трамплин». Кроме того, ее поверхность усеивали многочисленные камни и валуны, которые были практически неразличимы на снимках аэрофотосъемки.
