— Вы поняли? — Кэлвин посмотрел на хозяина. — С меньшим свободным ходом. Цена значения не имеет.
Наконец Кэлвин выбрал винчестер, упрятал в багажник и, бесцельно кружа по улицам, покатил к особняку; Сарджент уехал только тогда, когда Нелсон распахнул перед больным двери.
Вечером Сарджент написал подробный отчет: ничего не забыл, получилось полторы страницы округлыми, будто положенными одно к одному зернами, буковками.
Но зачем Кэлвину винчестер? Помешанные на самоубийстве обычно предпочитают способы потише, понадежнее; для них главное — чтобы быстро и не мучиться; к тому же Кэлвин должен был бы догадаться, что покупки ружья скрыть не удастся; с другой стороны, зря Сарджент старается предугадать мотивы поведения душевнобольного — пустая трата времени. Может, позвонить Бейкеру, сказать про ружье? Тот ответит, что предвидел — для того и наняли Сарджента. В отчете Брюс написал про винчестер и завтра же, как принято, передаст бумагу Нелсону, а тот Бейкеру. Сарджент еще и еще мысленно возвращался к сцене в лавке, припоминал лицо хозяина, его слова, бурную жестикуляцию, склоненную над прилавком фигуру безумца. Брюс не понимал, отчего возвращается к дневной сцене в лавке, наконец сообразил: купил ли Кэлвин патроны?
Сарджент обошел стол, распахнул окно: купил или нет? Хоть убей, не вспомнить! Брюс укорил себя: раньше за ним не водилось такой забывчивости. Все после проклятого ранения. Сарджент позвонил хозяину лавки, тот отвечал уклончиво, ничего вспомнить не мог; да и на что рассчитывать — при таком бизнесе, как продажа оружия, словоохотливых говорунов не сыскать.
Брюс знал повадки торговцев оружием; когда такой сбывает револьвер, рот его не закрывается, а попробуй выспросить про другого клиента, да еще день-другой спустя, наткнешься на стену молчания: «Не помню… столько людей проходит… я бы охотно, но…»
На следующий день ровно в десять машина Сарджента стояла, как всегда, недалеко от ворот особняка. Брюс радовался теплому утру и установившейся погоде.
«Остин» Гордона Кэлвина выкатил из ворот, пыльно фыркнув шинами, и помчался к Мышиным озерам. Сарджент не знал, что безумец так гоняет. Брюс не без напряжения выдерживал дистанцию.
Подъехали к реке, что вытекала из среднего озера, похожего на чуть изогнутый по краям кокон шелкопряда. Кэлвин зашагал к причалу, Брюс, не таясь, последовал за ним.
Безумец миновал причал, по кромке берега прошел к ивняку над тихой заводью, взобрался на проржавевшую баржу, наполовину затонувшую, выползшую на берег, и уселся на корме, свесив ноги над водой. Брюс видел спину Кэлвина и точно знал: у того в руках ничего нет, не то что ружья, а вообще ничего; он шел налегке, в парусиновых брюках, карманы которых не топорщились, и в тонкой рубахе вообще без карманов.
Заболели ноги. Сарджент прилег на траву, вытянулся, смежил веки.
Тихо прокричала птица, солнце нагрело рубаху, где-то ударил колокол, звук прорезал разморенную, прокаленную солнцем тишину и, запутавшись в густых кронах, приглох. И снова тишина. И вдруг… всплеск, будто ворохнулась в водах многосотфунтовая рыбина.
Сарджент открыл глаза. Кэлвина на барже не было.
Брюс вскочил. От кормы баржи его отделяло не более десятка ярдов. Он бросился в воду и скорее почувствовал, чем увидел, темную тень на высвеченном лучами песчаном дне: Кэлвин под водой вцепился в проржавевший гребной вал, волосы у него на голове в потоках воды встали дыбом, изо рта выпрыгивали пузыри.
Сарджент вынырнул на поверхность, сделал глубокий вдох и ушел под воду. Он оторвал Кэлвина от вала без труда, выволок на берег и, положив на траву, надавал по щекам, удивляясь, откуда берутся силы. Брюс вошел в раж — пощечины так и сыпались, когда безумец разжал губы:
— Бросьте вы… больно!
Сарджент сразу пришел в себя, отпихнул Кэлвина и наконец-то перевел дыхание.
— Вы кто? — Кэлвин смотрел в небо.
Сарджент вертелся: никак не удавалось сесть так, чтобы солнце согревало его целиком; затарахтел мотор катера, и вопрос Кэлвина потонул в захлебывающихся звуках.
— Не валяйте дурака. — Брюс с опаской посмотрел на увесистый камень всего в десятке дюймов от пальцев безумца; ему показалось, что Кэлвин незаметно придвигает руку к камню, и Сарджент крепче сжал рукоятку револьвера, чтобы в случае чего защищаться: неужто понадобится треснуть Кэлвина по затылку? Если не рассчитать, случится беда, и тогда Сарджент окажется в скверном положении: контракт с Бейкером наверняка не всплывет, и получится, что Брюс убил или покалечил ни в чем не повинного человека, больного и несчастного. Сарджент отшвырнул револьвер и отодвинулся.
