…За то, что
он живым зарывал меня в землю и жег,
и состарился я, словно древнее небо,
дай мне ненависть — серую, как мешок,
тяжелую — и вдвоем не поднять ее чтобы.
Я к живущим врагам заявлюсь неживой
и над ними луной взойду полной:
они полем и лесом гнались за мной —
буду гнать их и лесом, и полем.
И увидят мучители мести лицо,
жертва встанет казнить палача,
и тот, кто считался давно мертвецом,
как хищник вернется и как саранча
[55].
Бог-отмститель, восстань! Из могильной земли
вопиет кровь убитых. Простри свою длань!
Встань, же Отче! Карай!
Ведь на то Ты отец. —
Есть предел униженью, есть мукам конец!
Иль о многом прошу? Только б этой рукой
дотянуться к их горлу, Отец дорогой.
Или золото ищет в их доме Твой сын?
Лишь зеницу их ока ищет Твой сын.
Тяжела его горечь, его сердце в золе,
он истоптан врагом на горячей земле,
но, оплеванный весь,
он твердил: грянет месть!
Заставляли молчать — предавался мечтам,
повторяя в душе Твой обет: Аз воздам!
В день, когда Твоя месть вспыхнет праздничным светом,
пусть оставшимся глазом увидит все это.
Но будь радость его велика — не снести —
не проси его: сжалься! помилуй! прости!
Не забудь, не забудь, как терзали его,
как по сотне бросались на одного…
Прими благосклонно месть сынов и отцов.
Благословен Ты, Господь мертвецов!
