Марек Хласко
В поисках звезд
Перевод с польского Ксении Старосельской
Мальчику было девять лет, он был влюблен и знал, что это на всю жизнь. Отцу своему он, кстати, об этом сказал, предварительно попросив никому его не выдавать, но потом, поддавшись отцовским уговорам, открыл тайну и матери, хотя сомневался, что она сумеет его понять. Девочку, которую он любил, звали Эвой, она была моложе его на месяц и двенадцать дней. Эва жила с родителями в соседнем доме и приходила к мальчику по вечерам.
— А пораньше ты прийти не можешь? — спросил он однажды.
— Нет, — сказала она.
— Почему?
— Папа не разрешает. Мне можно выходить из дому только когда темно.
— Я поговорю с твоим отцом, — сказал мальчик.
— Он не согласится.
— Посмотрим.
Они сидели в сарае, где у мальчика раньше жили кролики, пока кто-то неизвестный не вломился ночью и не унес их. Больше разводить кроликов мальчику не захотелось; он только попросил отца оставить ему сарай, чтоб по-своему там все устроить и чтобы никто никогда туда не входил, и отец согласился, но с условием, что осенью в сарай будут сложены дрова, которые им предстояло вместе пилить. Так оно и стало. Теперь мальчик сидел с девочкой на куче опилок — сыпких, светлых и пахучих; был вечер, тихо, и мальчик слышал стук собственного сердца и слышал, как стучит ее сердце. Когда человеку девять лет, он еще не знает, что такое желание, — тогда желание заменяют любопытство и удивление, вызываемое другим телом, и вот тут-то пересыхает в горле, сердце быстро колотится и волосы на голове встают дыбом, как на собаке шерсть. Но о том, что любопытство сильней желания, мальчик тоже не знал. Он сидел на куче опилок рядом с девочкой, водил руками по ее телу и знал только одно: что влюблен на всю жизнь.
— Приходи завтра пораньше, — сказал мальчик.
— Попробую.
— Ты правда не хочешь, чтобы я поговорил с твоим отцом?
— Папа болен, — сказала девочка. — Может, в другой раз.
— Завтра я уже все буду знать, — сказал мальчик.
— Откуда?
— Расскажет один… мы с ним в школе учились. Обещал завтра зайти. Я ему за это клетки отдам. — Мальчик вздохнул. — Ничего не захотел говорить, пока не увидит клеток.
— Думаешь, он знает?
— Наверняка, — сказал мальчик. — Знаешь, кто это? Надера.
— Надера, — повторила девочка.
— Да, — сказал мальчик шепотом. — Брат того самого Надеры, ну, ты знаешь. Отец у них железнодорожник; когда уходит из дома, он этого большого Надеру запирает в погребе или привязывает за ногу цепью. Ему уже семнадцать лет. А придет его брат. И все расскажет.
— Думаешь, мы сможем?
— Если только он скажет как. Но он скажет, это точно. Видишь клетки? Мы с отцом сами делали; потянешь за веревочку, и дверцы открываются. — Мальчик вдруг повернулся и посмотрел на девочку, но лица ее не разглядел, в темноте ему только видно было, как поблескивает стоящая в углу пила. — Не будешь бояться? — спросил он.
— Не знаю, — сказала она.
— Когда родишь ребенка, им придется отпускать тебя днем, — сказал он. — Старики твои… Нечего им будет сказать. Ты будешь взрослая и сможешь делать что хочешь.
— Мне надо идти, — сказала она.
— Да, — сказал он. — Я тебя провожу.
Он едва дождался следующего дня; извелся от нетерпения, злился, но приятель все не приходил. Опять наступил вечер, было темно, они сидели с Эвой на куче опилок, опилки были теплые, согретые теплом их тел, и тогда мальчик услышал свист. Он встал и вышел во двор.
— Почему так поздно? — спросил мальчик.
— Не мог раньше, — ответил тот. — Отец наклюкался и бузил. Только-только заснул. Ну, где твои клетки?
— Идем, — сказал мальчик. Они вошли в сарай.
— Это брат Надеры, — сказал мальчик Эве. — Того самого, которого отец сажает на цепь. За клетками пришел.
— Мне уже надо идти, — сказала девочка.
— Не хочешь подождать? — Она покачала головой.
— Извини, — сказал мальчик младшему Надере. — У нас секрет. Подожди минутку.
— Посмотрю пока твои клетки, — сказал младший Надера.
