Мне нечего было бояться. Я прямиком направился к церкви, пробираясь полем вдоль межевой тропинки.
Церковный двор запрудила толпа непривычно ярко разодетых крестьян, теснившихся между своих весело разукрашенных повозок и лошадей. Я пробрался в укромный уголок, дожидаясь подходящего момента, чтобы через боковой вход проскользнуть внутрь церкви.
Вдруг на меня наткнулась экономка священника. Она сказала, что один из назначенных на этот день алтарных служек заболел и что я должен немедленно идти в ризницу переодеться и занять его место у алтаря. Так велел сам новый священник.
Меня обдало волной жара. Я взглянул на небо. Наконец-то меня там заметили. Наконец увидели мои молитвы, громоздящиеся горой на небесах, словно бурт свежевыкопанного картофеля. Через мгновение я окажусь рядом с Ним, у Его алтаря, под защитой Его викария. Но это только начало. С этого момента для меня начнется новая, лучшая жизнь. Я увидел конец тошнотворному страху, который выедает в животе кишки, как ветер выдувает семена из дырявой головки мака. Конец Гарбузовым побоям и издевательствам, конец преследованиям Иуды. Новая жизнь расстилалась передо мной, гладкая и шелковистая, как волнующиеся от ласкового прикосновения ветерка желтые пшеничные нивы. Я помчался в церковь.
Но войти туда оказалось не так-то просто. Крестьяне со всех сторон обступали ее плотной толпой, и мне не удалось протиснуться незамеченным. На меня обратили внимание, принялись хлестать ивовыми прутьями и даже кнутами. Стариков это так рассмешило, что ноги подкашивались. Некоторым даже пришлось прилечь немного, чтобы отдышаться от смеха. Меня затолкали под телегу и привязали к конскому хвосту. Я был крепко зажат меж оглобель. Конь заржал, попятился и, прежде чем я смог высвободиться, успел раз-другой лягнуть меня копытом.
Когда я вбежал в ризницу, все мое тело дрожало и ныло от боли. Священник, нетерпеливо ждавший меня и сердитый за опоздание, был готов начинать; служки тоже переоделись. Меня колотила нервная дрожь, пока я неловко просовывал голову в безрукавное облачение служки. Едва священник отворачивался, ребята принимались мешать мне и толкали в спину. Моя нерасторопность окончательно вывела священника из себя, и он сильно толкнул меня. Я упал на скамью и больно ушиб локоть. Наконец все было готово. Дверь ризницы открылась, и мы, вслед за священником, вышли к притихшим в переполненной церкви людям и стали по трое по обе стороны от алтаря.
Служба шла во всем ее торжественном великолепии.
Голос священника звучал мелодичнее, чем обычно, орган гремел хором тысячи бушующих сердец, служки гордо и тщательно выполняли свои затверженные обязанности.
Неожиданно стоявший рядом со мной мальчик дернул меня за рукав. Он энергично показывал головой на алтарь. Я ничего не понял, в висках застучала кровь. Мальчик снова кивнул, и я заметил, что священник тоже нетерпеливо поглядывает на меня. Я должен был что-то сделать, но что же? От страха у меня дух занялся. Псаломщик повернулся ко мне и шепнул, что я должен нести требник.
Я сразу вспомнил, что наступила моя очередь переносить требник на другую сторону алтаря. Я много раз видел, как это делается: служка подходит к алтарю, поднимает требник с подставкой, идет на середину самой низкой перед алтарем ступени, опускается на колени с требником в руках, затем поднимается, переносит его на другую сторону алтаря, кладет там и возвращается на свое место.
Теперь пришел мой черед проделать все это.
Я ощутил, что все присутствующие смотрят только на меня. Органист неожиданно перестал играть, как будто хотел подчеркнуть значимость того, что Богу прислуживает цыган.
Церковь затаила дыхание.
Я справился с дрожью в коленках и взошел по ступеням к алтарю. Требник, божественная книга, содержащая собранные праведниками для вящей славы Бога святые слова, книга, которая поучала людей в течение многих сотен лет, лежала передо мной на массивной деревянной подставке на бронзовых шарообразных ножках. Еще прежде чем я взялся за края блюда, я понял, что у меня не хватит сил перенести его на другую сторону алтаря. Книга и сама по себе была слишком тяжела, даже без подставки.
