Гарбуз все время подозревал, что я имею против него какие-то дурные намерения, и непрестанно мучал меня. Он развлекался тем, что тыкал мне под ребра рукояткой мотыги, швырял меня в крапиву или колючие кусты, а потом веселился, наблюдая, как я вытаскиваю из тела колючки. Он стращал меня тем, что за непослушание посадит мне на живот мышь, как это делают мужья с неверными женами. Эта угроза приводила меня в ужас: я слишком ярко представлял на своем пупке накрытую стаканом мышь. Я чувствовал, как будет невыносимо больно, когда попавший в ловушку грызун начнет прокладывать себе путь к спасению через мой пупок и внутренности.
Я перепробовал самые разные заклятья, но Гарбуза ничего не брало. Однажды, когда он привязал мою ногу к табурету и щекотал пятку пшеничным колоском, я вспомнил один из рассказов Ольги — о ночной бабочке с изображением черепа на спинке, похожим на то, что я видел на фуражке немецкого офицера. Если поймать такую бабочку и трижды дунуть на нее, то самый старый человек в доме очень скоро умрет. Вот почему новобрачные не спят по ночам. Чтобы поскорее получить наследство, они ловят эту бабочку.
Теперь по ночам, после того как Иуда и Гарбуз засыпали, я ходил по комнатам, открывал окна и запускал в дом ночных бабочек. Они слетались тучами и, сталкиваясь друг с другом, бешено вились вокруг дрожащего пламени свечки. Некоторые летели прямо на огонь и сгорали заживо или прилипали к оплывающему воску. Говорили, что по промыслу Божьему они превращались в разные существа и в каждом воплощении подвергались страданиям в соответствии со своей провинностью. Но меня нисколько не интересовали их грехи. Пусть, размахивая в окне свечой, я заманивал всех бабочек — нужна мне была только одна. Как-то ночью огонь свечи и мои движения разбудили Иуду, а его лай поднял Гарбуза. Он незаметно подкрался ко мне сзади. Увидев, как я прыгаю по комнате со свечой в руке, окутанный тучей мух, ночных бабочек и других летучих насекомых, он решил, что я исполняю какой-то языческий цыганский обряд. Наутро меня постигло особенно жестокое наказание.
И все же я не отказался от своего намерения. Много недель спустя, уже перед самой осенью, я наконец поймал вожделенную бабочку с причудливой отметиной. Осторожно подув на нее три раза, я отпустил ее на свободу. Бабочка покружилась возле печки и улетела. Теперь я знал, что Гарбузу осталось жить считанные дни, и с жалостью смотрел на него. Он не догадывался, что палач уже вышел за ним из далекого, населенного недугами, болью и смертью ада. А может быть, он уже близко и лишь дожидается удобного случая, чтобы перерезать нить его жизни, как срезают серпом хрупкий стебель. Я перестал обращать внимание на побои и внимательно заглядывал в лицо своего мучителя, надеясь увидеть признаки приближающейся смерти. Если б он только знал, что его ожидает!
Но несмотря ни на что Гарбуз оставался таким же сильным и здоровым, как и прежде. На пятый день я начал подозревать, что Смерть пренебрегает своими обязанностями. Вдруг из амбара раздался крик. Я помчался туда, надеясь увидеть последний вздох Гарбуза и позвать к нему священника, но он всего лишь склонился над издохшей индейкой, которую получил в наследство от деда. Она жила в амбаре и было совсем ручная. Гарбуз гордился ею — это была самая старая птица в деревне.
Таким образом, я испробовал все известные мне средства, чтобы приблизить конец Гарбуза. Он же, в свою очередь, изобретал для меня новые пытки. Иногда он подвешивал меня за руки на ветвях дуба и выпускал под дерево Иуду. Лишь появление дрожек священника заставило его прервать это развлечение.
Я чувствовал, что мир стягивается вокруг меня, как каменный мешок темницы. Я подумывал рассказать обо всем священнику, но боялся, что он только пожурит Гарбуза, а тот изобьет меня за ябедничество. Одно время я намеревался сбежать из деревни, но в округе было слишком много немецких постов, и я боялся, что если немцы снова поймают меня, то примут за цыганенка, и кто знает, что они сделают со мной на этот раз.
Однажды я услышал, как священник объяснял пожилому крестьянину, что за чтение молитв Бог дает от ста до трехсот дней небесного блаженства. Старик не понял его, и священник пустился в пространные разъяснения. Их них я узнал, что те, кто усердно молятся, зарабатывают много дней небесного блаженства. От молитв зависела также жизнь человека на земле — чем больше молитв он прочитывал, тем лучше жил, а чем меньше молился, тем больше боли и невзгод приходилось ему перенести.
