Юнг. Совершенно верно.
>Уже не в первый раз она удивляет и даже поражает его зрелостью суждений; он смотрит на нее, а она смотрит вдаль.
Сабина. Я ищу свой идеал в других мифах.
Юнг. А именно?
Сабина. Вам нравится Вагнер?
>Юнг на мгновение теряется.
Юнг. Как композитор — да. Как личность — нет.
Сабина. История Зигфрида: идея о том, что из греха рождается нечто чистое и героическое, даже если это такой тяжкий грех, как инцест; идея о том, что совершенство может родиться исключительно из греха.
Юнг. Как странно.
Сабина. Что именно?
Юнг. По-моему, я вам уже говорил, что не верю в так называемые совпадения; случайности на самом деле не случайны, во всем есть определенный смысл, надо только его уловить: признаюсь, тему книги, над которой я сейчас работаю, составляют Вагнер и миф о Зигфриде.
>Они на мгновение встречаются взглядом и лихорадочно соображают, как вести себя дальше.
Сабина. Это правда?
Юнг. Уверяю вас.
Сабина. Какая ваша любимая опера из этого цикла?
Юнг. «Золото Рейна».
Сабина. Да. Все сходится. Моя тоже.
>Ее глаза вспыхивают радостным волнением.
Юнг. Может, сходим когда-нибудь, послушаем? Мою жену в оперу не заманишь.
Сабина. Я с радостью.
Юнг. Фрейд обещал направить ко мне нового пациента; Отто Гросса. Кажется, он блестящий психоаналитик, хотя, по некоторым признакам, сам безумен.
>Сабина в нерешительности поднимает на него глаза и собирается с духом.
Сабина. Можно спросить?
Юнг. Конечно можно.
Сабина. Как вы считаете, у меня есть хоть малейший шанс стать психиатром?
>Юнг поворачивается к ней и смотрит сверху вниз, изучая ее напряженное выражение лица.
Юнг. Я считаю, есть. Из университета о вас поступают прекрасные отзывы. Нам как раз нужна такая сотрудница, как вы.
Сабина. Хотите сказать, такая ненормальная?
>Юнг хмурится, но быстро понимает, что это шутка, и светлеет лицом.
Юнг. Вот-вот; у нас, у нормальных врачей, слишком много внутренних барьеров.
СЦЕНА 13
>Кабинет Юнга в клинике «Бургхёльцли». Отто Гросс, высокий, сухопарый, светловолосый бородач тридцати лет, с проницательными голубыми глазами, одетый в поношенный, но элегантный костюм, развалился в кресле, курит и энергично жестикулирует, роняя пепел куда попало; ведет себя живо и непринужденно в отличие от Юнга, который, восседая за письменным столом, держится скованно и натянуто, с несвойственной ему опаской.
Юнг. Значит, вы до сих пор ощущаете, что от вашего отца исходит угроза?
Гросс. Любой нормальный человек ощущает, что от моего отца исходит угроза. Потому что он — угрожающий тип. Да вы наверняка о нем слышали — светило криминалистики, создатель, можно сказать, целого научного направления; следы обуви, отпечатки пальцев, пятна крови, образцы спермы, причем все эти средства призваны служить одной-единственной цели — засадить в кутузку всех и каждого, кто ему не нравится. Даже не обязательно преступников, отнюдь; он выпустил брошюру о деградации, где черным по белому написано, что анархисты, бродяги, гомики, цыгане и прочие отщепенцы — вроде меня! — куда более опасны, чем заурядные бандюганы, а потому их следует немедленно депортировать в Юго-Западную Африку. Это я к чему говорю: если вы еще не почувствовали, что от него исходит угроза, значит, у вас с головой не все в порядке.
Юнг. А вы не допускаете, что его стремление вас госпитализировать продиктовано заботой о вашем же благополучии?
Гросс. Как по-вашему, о чем должен мечтать старикан, который уже на ладан дышит? Вероятно, он мечтает о внуках, о своих потомках, правильно? Ничего подобного. Не далее как прошлым летом я подарил ему не одного, а сразу двух маленьких Гроссов: одного — от жены, второго — от моей самой респектабельной любовницы; обоим малышам дали имя Петер, исключительно для того, чтобы дедушке было легче запомнить. Как вы думаете, услышал я хоть слово благодарности? А сейчас уже третий на подходе — правда, будущую мамочку я почти не знаю, — так старика чуть удар не хватил; теперь он спит и видит, как бы упрятать меня в дурдом. Кстати, у вас-то дети есть?
Юнг. Две дочери.
Гросс. От одной мамаши?
Юнг. Да.
Гросс. Ага.
>Пауза. Юнг вертит в руках трубку.