Сабина. Что он за человек?
Юнг. В Зальцбурге говорили, что он, как никто другой, подходит под романтическое понятие гения.
Сабина. Ты с этим согласен?
Юнг. Понимаешь, это невероятно притягательный тип, абсолютно уверенный в своей правоте и при этом страдающий навязчивыми невротическими состояниями. Между прочим, довольно опасный сплав.
Сабина. Надо понимать, ты сомневаешься в своей силе внушения?
Юнг. Хуже того: я опасаюсь его силы внушения. Например, в вопросах единобрачия. Имеет ли смысл прилагать такие отчаянные усилия для подавления своих основных природных инстинктов?
>Сабина бросает на него откровенно-оценивающий взгляд.
Сабина. Не знаю, а сам-то ты как считаешь?
(Они опять встречаются глазами; и опять Сабина меняет тему.)
Как ваш новый дом?
Юнг. Что?
Сабина. Ваш новый дом — как продвигается строительство?
Юнг. А-а-а, будет готов самое раннее через год. Но, по крайней мере, это за городом, на берегу озера, там тишина, хорошо думается. Жена всегда хотела создать для меня такие условия. А к тому же в квартире нам вот-вот станет тесно. Эмма опять беременна.
Сабина содрогается, не в силах замаскировать смятение. Сабина. В самом деле?
Юнг. На этот раз она уверена, что будет мальчик. Сабина. Нет.
Юнг. Что значит «нет»?
Сабина. Это я должна родить тебе сына.
СЦЕНА 15
>Рабочий кабинет Юнга в клинике «Бургхёльцли». Отто Гросс через стол сверлит Юнга взглядом, в котором играют озорные чертики.
Гросс. Не понимаю, чего тянуть-то? Отвезли бы ее в укромное местечко да отрихтовали как положено. Она только этого и ждет. Как можно лишать девушку такого простого удовольствия?
Юнг. Простых удовольствий не бывает, — думаю, для вас это не секрет.
Гросс. Почему же не бывает — все бывает, если только не усложнять. В чем трагедия ребенка? Он в какой-то момент начинает понимать, что никогда не получит всего того, о чем мечтал. В чем трагедия взрослого? Он в какой-то момент начинает сознательно отказываться от того, что само плывет в руки: мой папаша называет это зрелостью, а я называю это капитуляцией.
Юнг. Капитуляция, с моей точки зрения, заключается в потакании этим импульсам.
Гросс. В таком случае капитулируйте, сколько душе угодно: не важно, как это называть, — важно не упустить своего. Мой вам совет.
Юнг. Кто кого лечит?
Гросс. Естественно, вы меня, причем весьма успешно. Я уже снизил дозу опиума до трех граммов в сутки.
Юнг. Это серьезная победа.
Гросс. Еще бы.
(С прищуром смотрит на Юнга.)
Вы всерьез хотите меня убедить, что за всю жизнь не переспали ни с одной пациенткой?
Юнг. Я бы никогда на это не пошел: человек должен избегать соблазнов переноса и контр-переноса — иначе весь процесс теряет смысл.
Гросс. Когда у пациентки происходит перенос на меня, когда у нее возникает жесткая фиксация, я объясняю, что это не более чем символ ее убогих моногамных привычек, я даю понять, что ее желание лечь со мной в постель вполне естественно, при условии что она в то же время готова лечь в постель со множеством других мужчин.
Юнг. А если она к этому не готова?
Гросс. Тогда нужно внушить ей, что она серьезно больна.
(Пауза. Юнг обеспокоенно качает головой.)
Люди так устроены. Если мы с вами не скажем им правду, кто сделает это за нас?
>Юнг решает зайти с другого боку.
Юнг. Стало быть, вы согласны с Фрейдом? Вы тоже считаете, что все без исключения неврозы имеют сексуальное происхождение?
Гросс. Я вам вот что скажу: Фрейд потому так озабочен сексуальностью, что сам не может ничем похвастаться в этом вопросе. Признайтесь, вы ведь тоже так считаете, правда?
>Юнг невольно улыбается.
Юнг. Не исключаю такой вероятности.
Гросс. Эта проблема терзает людские умы, даже в его возрасте.
Юнг. Быть может, вы правы.
Гросс. Я считаю, это мерило извращенной природы человечества: вокруг одного из немногих занятий, способных дать стопроцентное наслаждение, почему-то раздуваются истерики и запреты. Наша биография — это в первую очередь биография нашей сексуальности, вы согласны? Все, что мой папаша называет распущенностью, — это подлинно здоровое состояние для невротика. Кто подавляет свои желания, тот неизбежно ограничивает реализацию своего психического потенциала.