Наша очередь, судя по всему, должна была наступить еще очень не скоро. Я повернулась к той перепуганной девице и что-то сказала ей, полагая, что ей, вероятно, станет легче, если с ней поговорить. Мы едва успели обменяться парой слов, когда кто-то из сидевших на следующем сидении наискосок от меня обернулся и я увидела под пластиковым капюшоном мокрое лицо в очках. Женщина воскликнула:
— Боже милосердный! Неужели Джоанна Форест?
— Мисс Менкрофт! — легкомысленно закричала я и только потом до меня дошло, что следовало притвориться, будто я ее не узнала.
— Да, в конце концов, мир действительно тесен! — продолжала она. — Подумать только, как же я тебя раньше не заметила! Впрочем, на борту больше тысячи человек… Ты с родителями, дорогая? Наверное, путешествуете первым классом?
— Да, первым, но не с родителями, — выдавила из себя я, пытаясь вытереть глаза от дождя мокрым насквозь носовым платком. Кенди по-прежнему упрямо цеплялась за другую мою руку. Шлюпка накренилась, пропуская под собой волну, потом снова выровнялась. Скоро наша очередь.
Мне вдруг страшно захотелось куда-нибудь исчезнуть. Мисс Менкрофт преподавала в моей лондонской школе и ушла на пенсию год назад, но оставалась в большой дружбе с нашей директрисой. Она могла все знать обо мне. И от нее негде было спрятаться, пока мы сидим в переполненной шлюпке, а вокруг бушующие волны Адриатики.
— Ну и дела творятся, верно? — в оживленном голосе мисс Менкрофт не было и намека на беспокойство. — Но матросы, кажется, великолепно справляются. Такого ни одна пароходная компания предвидеть не может. Резкая смена погоды! Говорят, у них здесь все последние недели светило солнце, а дождя вообще не было. Да, я слышала о твоих успехах. Я слышала об этой превосходной оксфордской стипендии. У тебя всегда были способности к языкам. Полагаю, ты вдоволь наговорилась по-итальянски в Неаполе?
— Я… я… — промямлила я. Как же я надеялась, что Кенди и Гильберт нас не слышат.
Слава богу, вторая шлюпка, высадив пассажиров, отвалила с трудом от шварт-трапа, и наступила наша очередь.
Когда нашу шлюпку удалось наконец пришвартовать к нижней площадке и люди начали выходить, мы с детьми оказались в числе последних; я все время крепко держала их обоих. Вот подхватили и вытащили наверх мисс Менкрофт. Она опустилась на мокрую площадку и энергично затопала вверх по ступенькам. Я увидела, что наверху ей помог один из корабельных офицеров, и через секунду она исчезла на пароходе.
— Нет! Нет! — закричала Кенди, когда подошла наша очередь, а Гильберт презрительно сказал:
— Давай, дура! Прыгай!
Кенди прыгнула, перелетела по воздуху и удачно приземлилась на площадке. За ней Гильберт, а следом я. Я ничего не могла разобрать из-за дождя, но я шла вверх по ступенькам — значит все в порядке. Мы все сгрудились в коридоре на палубе С; с нас ручьями стекала вода.
Там же была миссис Верритон, которая, очевидно, не ездила на берег. Она буквально вцепилась в детей.
— Слава богу, вы вернулись! Все в порядке?
— Я заболела морской болезнью, — с гордым видом заявила Кенди. — И промокла — я сидела в луже.
— По-моему, с ними все хорошо, миссис Верритон, — сказала я. — Я сняла капюшон, встряхнула его и теперь пыталась проморгаться от дождя. С трудом верилось, что мы снова на пароходе, где тепло и уютно, а из столовой доносится запах вкусной еды. — Я прослежу, чтобы они приняли горячую ванну перед ланчем.
— Нет уж, об этом позабочусь я. Вы промокли, — я ни разу не слышала, чтобы она говорила так решительно, хотя вид у нее был нездоровый. Я с благодарностью передала ей свои обязанности и пошла в свою каюту, где стюард включил обогреватель.
Как только я очутилась в глубокой ванне, все мои недавние приключения сразу показались еще более фантастическими, чем когда-либо. Безмятежная красота Дубровника стала казаться такой далекой. Мистер Верритон украдкой заходит в темный старый дом… о, все это совершенно невероятно.
Я откинулась и с наслаждением ощутила, как горячая вода плещется у моего подбородка. Это было превосходно. Огромный корабль почти не шевелился.
