Утром наш корабль плыл по замечательно голубому, слегка взволнованному ветром морю. Под дверью я нашла листок, где мне предлагали на выбор массу разных занятий. «При хорошей погоде бассейн открыт… настольный теннис и шафлборд… утренний магнитофонный концерт в главной комнате отдыха… игроков в бридж просят собираться в курительной комнате в два тридцать».
Я хорошо выспалась и чувствовала себя отдохнувшей и ко всему готовой. Я даже поднялась на палубу, перед тем как идти к детям. Они были одеты и пребывали в прекрасном настроении. Но неожиданно Кенди прихлопнула рот ладошкой и взглянула на дверь в соседнюю комнату.
— Папа просил не шуметь. Они завтракают в постели, и гораздо позже.
— Наверное, потому, что вашей маме нужно отдохнуть. В конце концов, это путешествие в первую очередь необходимо ей.
— Она не любит ездить в круизы, — безапелляционно заявил Гил.
— Да-а? Но ведь наверняка…
— Мы с Кенди слышали, как она сама об этом сказала. Она сказала, это всего лишь…
— … всего лишь неудачный предлог, и она молит Бога, чтобы он прекратил рассказывать всем, что она больна, — бойко закончила Кенди, понизив голос. Она, кажется, ни на минуту не забывала о двери в соседнюю каюту.
Сердце у меня в груди екнуло, а охота наслаждаться солнечным утром куда-то испарилась. Наверное, расспрашивать детей было нехорошо, но я сказала испытующе:
— Но она действительно больна, верно ведь? Выражение лица у Кенди сразу стало замкнутым.
Через некоторое время, когда мы вышли в коридор, она сказала:
— Она стала совсем другая. Никогда не смеется, не играет с нами. Нам с Гилом страшно не нравится, какая она стала.
Но за завтраком они снова развеселились и вели себя даже немного слишком шумно. Стало ясно, что Керри и Билл Крейги сделаются на время путешествия их неразлучными друзьями. Немедленно после еды они все вместе куда-то исчезли. Позднее я увидела их вместе с несколькими другими детьми на прогулочной палубе: они играли в какую-то игру, вроде «море волнуется». Темные волосы Кенди развевались на ветру.
Я взяла книгу в библиотеке и устроилась в шезлонге на палубе А в уютном местечке, как раз под навесом веранды. Было не очень жарко, но мое лицо уже горело от солнца и морского ветра. Я немного почитала, а потом стала наблюдать за людьми и поняла, что некоторые успели уже друг с другом познакомиться. Я снова видела того мужчину из танцзала. В шортах и довольно ярком свитере, он играл в теннис. Он был очень смуглый и уже загорел; определенно, он явно собирался хорошо провести время.
Неподалеку сидела женщина, которую я про себя прозвала Вечной Ворчуньей, потому что она ни на секунду не переставала критиковать всех и вся. Я слышала ее вчера вечером после обеда в комнате отдыха и она до сих пор не угомонилась.
— Разумеется, на «Королеве Елизавете» все совсем по другому, — послышался недовольный голос.
А потом я вздрогнула, потому что в этот момент Эдвард Верритон вышел на палубу и остановился в нескольких ярдах от меня. Он тоже надел шорты и свитер и очень мало походил на того горожанина, каким я его впервые увидела. Высокий, с мускулистыми стройными ногами, он, бесспорно, был очень красив.
Он заметил меня и направился в мою сторону. Я вскочила на ноги, сообразив, что должна была бы присматривать за детьми, а не бездельничать в шезлонге. С ним на самом деле не трудно было разыгрывать застенчивую девочку — это выходило более или менее естественно, потому что в его присутствии я все время чувствовала себя смущенной.
— Доброе утро, Джоанна, — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо спали. Вы видели Кенди и Гила?
