С двух сторон хижины было по маленькому занавешенному шторами окну. Штор он никогда не раздвигал. Одно из окон выходило на большак, и, видя по ночам за шторами свет, прохожие недоумевали, почему он не спит и что делает так поздно. Вот это-то окно, мистер Холмс, и стало первым из скудных свидетельств, которыми мы располагаем в этом расследовании.
Вы, наверно, помните, что каменщик Слейтер, который за день до убийства в час ночи возвращался из Форест-роу, проходя мимо усадьбы, приостановился, привлеченный светом в окне, так поздно горевшим и видимом за деревьями. И он клянется: там была ясно видна тень головы в профиль, и голова эта принадлежала вовсе не Питеру Кэри, которого он отлично знает, а другому бородачу, потому что борода была короткой и задиралась вверх, не так, как у капитана. Он настаивает на этом показании (правда, перед этим он два часа провел в пивной, а расстояние от хижины до дороги тоже не маленькое. Кроме всего прочего, тень он видел в понедельник, преступление же произошло в среду.)
Во вторник Питер Кэри находился в самом дурном расположении духа, чернее тучи, да к тому же еще и выпивши. Он рычал как дикий зверь и метался по дому, не находя себе места. Видя это, женщины старались не попадаться ему на глаза. Поздно вечером он удалился в эту свою хижину. В два часа ночи его дочь, спавшая с открытым окном, услышала донесшийся оттуда душераздирающий вопль, но, будучи пьяным, капитан нередко издавал подобные страшные звуки, и на вопль этот она не обратила внимания. Одна из служанок, встав в семь, заметила, что дверь хижины распахнута, но так велик был страх этих женщин перед капитаном, что только в полдень они осмелились подойти к двери и узнать, не случилось ли с ним чего. Заглянув в открытую дверь, они увидели зрелище, заставившее их побелеть от ужаса, а затем со всех ног броситься в деревню за помощью. Не прошло и часа, как я уже был на месте преступления и занялся расследованием.
Ну, вы, мистер Холмс, знаете, что я человек уравновешенный, однако, право слово, когда я вошел в этот флигель, меня пробрала дрожь. Там стоял ровный гул от множества мух, а пол и стены были все в крови – как на бойне. Флигель свой он называл «каютой», и выглядела она, и вправду, как настоящая каюта – можно было подумать, что находишься на корабле. У стены – койка, рундук, карты, схемы, картина с изображением «Морского единорога», на полке в ряд судовые журналы – как это водится в капитанской каюте на корабле. А посреди всего этого – он сам, с лицом, искаженным мукой, как у грешника в аду, и роскошная его борода в пятнах крови, задравшаяся в мучительной агонии. В широкую грудь капитана был воткнут стальной гарпун. Гарпун этот вошел так глубоко, что он проткнул капитана насквозь и вонзился в стену за его спиной. Точь-в-точь жук, наколотый на картонку! Жертва была несомненно мертва, и мертва давно, с того момента, когда издала тот ужасающий вопль нестерпимой боли.
Я помнил ваши уроки, сэр, и постарался все сделать как надо. Перед тем, как я разрешил что-либо трогать в помещении, я самым тщательным образом исследовал землю снаружи и пол внутри. Никаких следов там не было.
– Вы хотите сказать, что не увидели следов?
– Уверяю вас, сэр, что их там просто не было.
– Мой дорогой Гопкинс, я расследовал множество преступлений, но никогда не сталкивался с тем, чтоб преступником оказывалось существо крылатое. А коль скоро преступник имеет пару ног, должны остаться и следы от этих ног – какая-нибудь вмятина, царапина, метка, еле заметное повреждение поверхности, что-нибудь, что поддается научному исследованию. Не могу поверить, что в помещении, залитом кровью, не нашлось ничего нам в помощь. При этом из материалов дознания следует, что в комнате находились предметы, которые вы все же удостоили своим вниманием.
От такого иронического замечания молодой инспектор даже вздрогнул, как от удара.
– Я сделал глупость, не обратившись к вам раньше, мистер Холмс. Но что поделаешь… Да, некоторые предметы в комнате действительно достойны самого пристального внимания. Один из них – это гарпун, послуживший орудием преступления. Он был выхвачен из висевшей на стене сетки, в которой находился вместе с двумя другими, нетронутыми. Ячейка этого гарпуна осталась пустой. На рукояти его вырезано: «Паровое китобойное судно “Морской единорог”». По всему судя, убийство было совершено в припадке ярости, так как преступник схватил первый предмет, оказавшийся под рукой. Тот факт, что произошло это в два часа ночи, а Питер Кэри был одет, заставляет предположить, что о встрече было условлено и убийцу он ждал. Подтверждает это предположение и бутылка рома на столе. Там же стояли два грязных стакана.
