Первое произошло в туалетной комнате, куда Пейдж зашла, чтобы напудриться и расчесать волосы. Глянув в зеркало, она увидела у себя за спиной молодую женщину. Женщина смотрела на нее пристально, словно фотографировала ее черты у себя в памяти, нефритовый кулон она рассматривала особенно внимательно, после чего отвернулась. Инстинктивным движением Пейдж плотнее запахнула на плечах горностаевую накидку, чувствуя, как по спине у нее пробежал холодок. До этой минуты она и не вспоминала, что за ней по-прежнему следят.
Другой случай произошел, когда они выходили из дверей гостиницы.
– Такси, сэр? – спросил швейцар.
Ванс повернулся, и на него налетел молодой человек, который шел следом. Он тут же начал извиняться, но, как показалось Пейдж, делал это слишком долго.
– Не надо такси, – ответил Ванс и повернулся к Пейдж. – Я воспользовался случаем и сам взял машину. Это мой вечер и я не хочу, чтобы он уже закончился. Я подумал, может быть, вы захотите немного прокатиться, поглядеть на огни Манхэттена.
– С удовольствием! – воскликнула Пейдж.
Когда они отъехали от подъезда и влились в поток машин, который в это время был уже не таким плотным, как днем, он спросил:
– Не холодно?
– Все замечательно, – заверила она его. – Ванс?
– Да моя… да, Пейдж?
– Что там произошло, в вестибюле? Тот человек, который будто бы случайно столкнулся с вами?
– О, – рассмеялся Ванс, – я смотрю, от вас ничего не ускользнуло.
Он назвался одним из агентов отдела безопасности, которые присматривают за вами.
– Я почти уже забыла, что за нами присматривают, – сказала она, – хотя там, в туалетной комнате была женщина, которая просто обыскивала меня глазами, словно пыталась запомнить мое лицо, черту за чертой.
Ванс тихо рассмеялся.
– По-моему, в этой гостинице не было человека, который бы на вас не смотрел. Надо сказать, что вы прелесть, мисс Уилберн!
– Спасибо, мистер Купер.
Но тут он опять, казалось, натолкнулся на невидимый барьер и замолчал. Они мчались по ночному городу, ветер холодил ее лицо и развевал волосы.
Мало-помалу они снова разговорились. Они вспоминали о том, в какие игры играли, когда были маленькими, кем мечтали стать, «когда вырастут», о годах его учения в колледже Дартмут, когда Майлз Форрест был героем класса, о ее жизни в Перу и о ее отце, которого она так любила. Пейдж вдруг поймала себя на том, что в последние дни с Вансом она смеялась больше, чем за много предыдущих месяцев.
Затем они пересекли мост Джорджа Вашингтона и, полюбовавшись на спокойные воды Гудзона, повернулись и поехали обратно, навстречу огням никогда не засыпающего города.
Теперь они молча ехали по бульвару Генри Гудзона, повернули к востоку, выехали на Парк авеню, миновали ряд высотных жилых домов, обогнули Главную Центральную станцию и двинулись в Мюррей Хилл, к дому.
Неожиданно Ванс спросил:
– Вы все еще переживаете из-за Джерри?
Она, полусонная, медленно повернула голову, лежавшую на спинке сидения.
– Из-за кого? – спросила она отсутствующим голосом, словно была в эту минуту где-то невероятно далеко от предмета разговора.
– Нет, ничего.
После этого Ванс начал что-то тихо насвистывать себе под нос.
Пейдж опять спала долго. Было уже почти четыре часа утра, когда Ванс отпер дверь дома и проводил ее в комнату. У входа он поколебался, но затем сказал:
– Спокойной ночи, Пейдж, – и ушел к себе.
Она почувствовала разочарование. Пейдж ждала, что он поцелует ее. В конце концов, они ведь были обручены, не так ли? Нетвердо ступая, она вошла к себе, почти засыпая на ходу. Быстро раздевшись и почистив зубы, она рухнула в постель и сразу же уснула.
Пейдж проснулась на следующее утро поздно, видимо, очень поздно. Она лежала, глядя в потолок, и перебирала в памяти прошедший вечер, минуту за минутой. Полюбовалась бледно-розовым нефритом в своем обручальном кольце. И радость опять исчезла. Ведь когда их фиктивной помолвке придет конец, ей придется вернуть его Вансу. Она прогнала от себя эту мысль. Впереди еще много времени, достаточно, чтобы смириться с неизбежной разлукой с Вансом и с тем, что, по всей вероятности, она больше никогда не увидит его снова. Когда работа закончится…
