Завтра же, решила Пейдж, она отправится в лучший парикмахерский салон и сделает себе модную прическу. В конце концов, объясняла она самой себе, ей нужно произвести хорошее впечатление на тетю Джейн. Ей дела нет до того, что подумает о ней Ванс; но мистер Маркхэм выбрал ее на эту роль, и она достойно выполнит задание, хоть для этого и придется сменить стиль одежды. Она насмешливо улыбнулась: остерегайтесь, мистер Ванс Купер. Завтра вас ждет самый большой сюрприз в вашей жизни!
* * *
Пейдж улыбалась, когда ложилась спать, улыбалась и утром, после того, как по-настоящему выспалась в первый раз за последние месяцы. Никаких плохих снов, никаких метаний по подушке в попытках уснуть, никакого чувства унижения или опустошения.
– Жизнь, я иду к тебе! – весело повторяла она.
Была суббота и Пейдж спала допоздна. Поэтому из парикмахерского салона она вернулась лишь к полудню. Ее мягкие блестящие волосы цвета спелого меда свисали свободно, щекоча шею, глубокие темно-голубые глаза были обрамлены невероятно длинными ресницами, щеки разрумянились. Она нанесла на губы темно-красную помаду, и теперь отчетливо стал виден их красивый рисунок.
Раздался стук в дверь, и появилась квартирная хозяйка. Она тяжело дышала после подъема по лестнице. В руках у нее была большая коробка.
– Вот, прислали сегодня утром для вас, мисс Уилберн. Я расписалась в получении.
Пейдж понимала, что только желание узнать о содержимом коробки погнало эту женщину наверх, и сказала просто.
– Спасибо, это очень мило с вашей стороны.
Квартирная хозяйка удобно расположилась в дверях, приготовившись ждать. Было очевидно, что она не собирается уходить, пока ее любопытство не будет удовлетворено. Она в изумлении рассматривала Пейдж.
– Мой Бог, я прямо не узнаю вас! С такой прической и без темных очков вы кажетесь самой хорошенькой девушкой, которую я когда-либо видела! Никогда не предполагала, что вы такая, – наивно добавила она.
Пейдж улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она еще раз, не делая попыток открыть коробку.
– Мне просто стало интересно, ну… – поскольку Пейдж словно забыла об интересующей хозяйку коробке, та продолжила. – Я подумала, что вам, должно быть, прислали из магазина новую одежду, а это самый дорогой магазин в городе. Моя сноха однажды купила там себе платье, так сколько она заплатила – прямо ужас! Я так и сказала своему сыну…
– Не дайте мне заговорить вас, – сказала Пейдж. – Я знаю, у вас сегодня еще много работы.
– Да уж, сегодня утром вы заставили меня потрудиться, это уж точно. Вот мне и интересно…
– Я заставила? – Пейдж была удивлена.
– А телефон? Вам, должно быть, раз пять звонили. Только и бегай вверх-вниз по лестнице. Вот так: вверх и вниз. Я убила на это все утро.
– Простите, что я доставила вам столько беспокойства. Мне просили что-нибудь передать?
– Нет, только спрашивали, когда вы вернетесь. Это, конечно, Лесли.
– А также, куда вы пошли, и еще, были вы одна или с кем-то, и все такое.
Нет, тогда это никак не могла быть Лесли. Ей бы и в голову не пришло проявлять такое любопытство.
Пейдж явно не собиралась ничего объяснять, и квартирной хозяйке ничего не оставалось, как, тяжело вздохнув, неохотно закрыть дверь и спуститься к себе.
Как только она ушла, Пейдж бросилась за ножом, чтобы разрезать веревки и распаковать большую коробку. К своему удивлению, она обратила внимание на сломанные печати, и у нее мелькнула мысль, что для магазина с такой высокой репутацией это необычно. В коробке, конечно, находится подарок, на котором настояла Лесли Тревор. Пейдж откинула крышку и ахнула. Под слоем тонкой оберточной бумаги лежало изысканное узкое платье серого цвета, воздушное, как дым, и шерстяной пиджак, тоже серый, но более темного оттенка. Там же была пара длинных перчаток из мягкой лайки желто-зеленого цвета и такого же цвета туфельки, крохотная шляпка и сумочка.
В углу коробки лежал какой-то пакет, завернутый в несколько слоев оберточной бумаги. Пейдж развернула обертку и замерла, не веря своим глазам. Она держала в руках нефритовый кулон, изящно вырезанную статуэтку на неожиданно тяжелой цепочке. Самая замечательная вещь, подумала она, которую ей приходилось когда-либо видеть, но это было уже слишком, она не могла позволить Лесли делать такие подарки Одежда – это одно, но изумительное произведение искусства – уже слишком. Она всего лишь сказала, что любит нефрит. Ее пальцы нежно гладили кулон, наслаждаясь изысканностью его поверхности.
