Опасная игра Веры Холодной - страница 7

вошли в историю, в отличие от актеров, их развлекавших. Так и сказал: «развлекавших». Ах, слышала бы это тетя Лена! И хорошо, что не слышала, иначе бы навсегда вычеркнула Владимира из списка знакомых! «Ты же сам когда-то говорил, что хотел бы, чтобы наша дочь стала оперной певицей!» — сквозь навернувшиеся слезы выкрикнула в лицо мужу Вера. «Но я же шутил! — не моргнув глазом, ответил он и упрекнул: — Надо же понимать, когда люди шутят, а когда говорят серьезно». Продолжение разговора привело к констатации факта — Вера пользуется чересчур большой свободой, вот и «блажит». Было много слез, много негодования, было изгнание ничтожного Адама из рая, то есть из супружеской спальни в кабинет, на диван. Потом наступило раскаяние (вряд ли искреннее), Владимир целовал Вере руки, просил прощения и поклялся, что не будет препятствовать ей делать то, что она хочет. С оговоркой — ведь адвокаты не могут без оговорок! — что ее поступки «не выйдут за рамки приличий». Ах, недаром говорят, что в оговорках и кроется нечистая сила. Кому определять эти самые рамки? Конечно же, Владимиру. Захочет, и новомодный manicure неприличным объявит!

Владимир, почувствовав великое раздражение супруги, явно решил ей угодить.

— Могу рассказать загадочное, — сказал он таким тоном, будто предлагал Вере вкусное лакомство, и даже ладони аппетитно потер. — В газетах писали, но вскользь, а суда еще не было.

Верино настроение мгновенно улучшилось. Загадочное она любила.

Почувствовав, что атмосфера начала разряжаться, Владимир оживился. Встал (они сидели в креслах в гостиной) и в несколько подходов к буфету накрыл маленький, богато украшенный столик — графин с коньяком для себя, бутылка редерера[11] для Веры, вазочка с пастилой, вазочка с конфетами, вазочка с печеньем. Вставшую было помогать в сервировке Веру жестом попросил сесть обратно. Что ж, приятно, когда за тобой ухаживают. Вера села и начала предвкушать. От редерера решительно отказалась. Еще ударит в голову, не сообразишь, что к чему. А вот Владимир совсем разошелся. Налил себе одну рюмку коньяка, выпил залпом, налил другую и тоже выпил залпом, а третью оставил смаковать. От коньяка лицо раскраснелось, смягчилось, глаза заблестели, и Вера вспомнила, что точно так же Владимир выглядел в тот памятный вечер, на ее выпускном балу. Только тогда был пьян не от коньяка, а от любви…

Владимир снял пенсне, потер двумя пальцами переносицу, вернул пенсне на место и начал рассказ.

— В декабре, если ты помнишь, газеты писали, что на Тверской, в доме Шаблыкина, среди бела дня убили Корнелию Рудольфовну Метти, жену инженера Московского электролитического завода. — Сочный баритон мужа звучал так же уверенно, как и в суде, обволакивал, пленял. — Только, кажется, никто не написал, что в квартире в момент убийства находилась кухарка, которая ничего не видела и не слышала! Рядом с жертвой убийцы оставили орудия преступления — тяжелую металлическую трость и небольшой топорик. Не такой, которым обычно рубят дрова, а маленький, который принято брать с собой на пикники для того, чтобы срубить мешающую ветку или нарубить хворосту для костра. Спрятать такой под одеждой очень легко…

Вера внимательно слушала и рисовала в воображении картину. Вот, изломавшись в неестественной позе, лежит на полу бедная Корнелия Рудольфовна. На голове у нее рана. Так-так! Минуточку! Надо уточнить!

— Сначала оглушили тростью, а потом добили топором? — спросила она.

Владимир утвердительно кивнул и продолжил рассказ.

— Корнелия Рудольфовна жила вместе со своим супругом Людвигом Генриховичем, детей у них не было. В доме Шаблыкина они поселились прошлой весною, до этого жили в Гельсингфорсе. Инженера Метти пригласили участвовать в строительстве электролитического завода в качестве консультанта. Несмотря на то что супруги жили вдвоем, они занимали большую квартиру из восьми комнат. В Москве жила девятнадцатилетняя дочь Корнелии Рудольфовны от первого брака, Амалия Ямпольская, жена бухгалтера богадельни Московского Ремесленного Общества Иосифа Ямпольского…

«Детей у них не было, — отметила Вера самое важное. — Не бедствовали, если жили вдвоем в восьми комнатах…» Дочерью от первого брака не заинтересовалась по двум причинам. Первая — матерям обычно мстят незамужние дочери, замужние мстят мужьям. Жена адвоката, знакомая с множеством судебных случаев, вправе делать выводы. Второе — дочь тут не наследница. Вот если бы она была бы падчерицей, то…