Опасная игра Веры Холодной - страница 52
— Монтаж не сугубо технический процесс, — объяснял по дороге Сиверский. — Элемент творчества тоже присутствует. По-разному сочетая куски, можно добиваться разных впечатлений…
Вера его не слушала — репетировала в уме сцену бурного восторга. Начать с не слишком громкого «невероятно!», причем произнести это слово с придыханием, затем «браво!» и аплодисменты, а когда Стахевич обернется или же подойдет к ней, восторженно выдохнуть: «Сударь, вы — волшебник!» — и посмотреть на него сияющим взором… Широко раскрыв глаза, Вера посмотрела таким взором на проходившего мимо нее кудрявого юношу в кургузом поношенном пиджаке и узких брюках. Юноша покраснел и споткнулся на ровном месте, едва не выронив большой жестяной чайник, который нес в правой руке. По чайнику Вера догадалась, что это был Мишенька из «самоварной» комнаты. «Какой милый мальчик», — подумала она.
Монтажная оказалась пуста. Сиверский первым делом подошел к проектору и потрогал его ладонью.
— Холодный, — пояснил он Вере. — Значит, Стахевич не приезжал! Вот разве можно так? Просил же заранее, вчера перезванивал, напоминал, а сам не приехал! Сейчас пусто, а потом будет густо — сойдутся трое сразу и начнут спорить, доказывая, кому из них монтажная нужнее! Разве я Иов многострадальный, чтобы разбирать их споры?!
Пока Сиверский возмущался, Вера оглядывала монтажную. Ничего интересного. Проектор, рядом с ним стол, на котором лежат стопкой круглые коробки для пленки, в беспорядке валяются ножницы разных размеров, кисточки и мелки разной толщины, стоят какие-то пузырьки, похожие на аптекарские. На стене растянуто полотно экрана. Четыре стула, одно кресло, небольшой шкаф в углу — вот и вся обстановка.
— Чем тут пахнет?! — поморщилась Вера, уловив странный кисловато-едкий запах.
— Нагоняем, который получит Владислав Казимирович! — раздраженно ответил Сиверский. — Некоторые привилегии еще не означают вседозволенности!
— Но, может быть, он заболел? — предположила Холодная. — Или просто опаздывает?
— Не хочу в это вникать! Что я, Иов многострадальный, чтобы со всеми нянчиться? В другой раз ради двух часов в монтажной ему придется побегать за мной три дня! Прошу прощения, я должен идти, у меня срочные дела.
Сиверский ушел, оставив Веру в монтажной, где ей совершенно нечего было делать. На всякий случай Вера тоже потрогала рукой проектор, убедилась в том, что он действительно холодный, и вышла в коридор. Владения Амалии Густавовны были рядом, так что над тем, куда направиться дальше, размышлять не пришлось.
У гримерши сидела бледная, болезненного вида дама. Длинный нос, близко посаженные глаза и скошенный подбородок делали ее похожей на крысу. Вера вспомнила, что видела ее в костюмерной.
— Знакомьтесь, Вера Васильевна, это Наина Юрьевна, — представила «крысу» Амалия Густавовна. — Впрочем, в сравнении с вами, дорогие мои, я так стара, что могу звать вас Верочкой и Наиночкой. Наиночку я так и зову, а вас, Вера Васильевна…
На щеках Амалии Густавовны играл румянец, глаза влажно блестели, а в воздухе отчетливо пахло ликером.
— Ах, конечно же, зовите меня Верочкой! — разрешила Холодная, садясь на свободный стул. — Я ничего не имею против, и вообще лишние церемонии только все усложняют.
Амалия Густавовна одобрительно улыбнулась и сказала Наине:
— Верочка изучает производство кинокартин. Уверена, что она станет русской Эмилией Пате!
Молодая женщина скромно улыбнулась, не спрашивая, кто такая Эмилия Пате. Может, Амалия Густавовна «переделала» в сестру младшего из братьев Пате[68], которого зовут Эмилем? Впрочем, какая разница? Хоть горшком назови, только в печку не ставь.
— Наиночка приходит ко мне глотнуть свежего воздуха! — Теперь Амалия Густавовна обращалась к Вере. — Она имеет несчастье работать под началом Галины Мироновны, а эта женщина, да будет вам, Верочка, известно, — настоящий монстр! Ее даже Александр Алексеевич побаивается. Характер у нее, что напильник. Правда, прозвище Кляча она получила не за характер, а за внешность. Но это она только с виду такая худосочная да слабосильная, на самом деле силой ее бог не обидел. Однажды Аркадин-Чарский напился до такой степени, что вздумал — нет вы только представьте! — ущипнуть Галину Мироновну. Дело было в коридоре, возле костюмерной. Галина Мироновна, вместо того чтобы возрадоваться и записать этот небывалый случай в своих moleskines,
