Знакомство (Ханжонков Веру ни с кем из сотрудников, кроме Бачманова и Сиверского, не знакомил, только показывал помещения студии) произошло легко. Верино восхищение Амалия Густавовна приняла со снисходительностью человека, для которого признание окружающих давно стало привычным. Улыбнулась, предложила стул, налила из серебряного кофейника кофе, капнула туда ликера из пузатого хрустального графинчика, пододвинула раскрытую коробку с пахитосками, от которых Вера отказалась.
— Я люблю табачный дым, — соврала она, — но сама пока не приучилась.
— Успеете еще! — хмыкнула Амалия Густавовна, погасив докуренную пахитоску в блюдце, служившем ей пепельницей. — Какие ваши годы!
Голос у нее был низкий, басовитый, почти мужской.
На стене слева висел фотографический портрет пожилого бородатого мужчины. Тот сидел в кресле, подперев левую щеку рукой. Вера подумала, что это, должно быть, отец или дед Амалии Густавовны. Скорее всего, все же отец, для деда фотография слишком современная, не дагерротип.[39]
— Нобель, — пояснила Амалия Густавовна. — Великий шведский ученый, изобретатель динамита. Я же, да будет вам известно, шведка, хотя меня чаще принимают за немку. Наш род в России начался с Юлиуса Нордштрема, удостоившегося внимания царя Петра во время Полтавской битвы. Юлиус служил прапорщиком в lifgardet till fot, то есть в лейб-гвардейском пешем полку. Он лежал раненым и громко стонал, когда Петр со свитой обходил поле боя. «Вот лежит храбрый воин, который ранен в плечо, а не в задницу!» — сказал царь о моем предке и велел лекарям приложить все усилия к тому, чтобы Юлиус выздоровел. Юлиус был так тронут благородством русского царя, что по выздоровлении не пожелал возвращаться на родину и остался в России.
Попивая кофе, Вера терпеливо выслушала историю рода Амалии Густавовны, начавшуюся с Юлиуса и закончившуюся на самой рассказчице. Где требовалось, восторженно ахала, в иных местах недоверчиво качала головой, а когда гримерша упомянула о троюродном брате, владельце водолечебницы на Балтийском побережье, очень к месту сказала, что вода, по ее мнению, есть лучшее из лекарств. Грех было не воспользоваться любовью Амалии Густавовны к своим предкам. Это же так удобно — от любой старой истории можно легко и естественно протянуть ниточку к нынешним дням. Немысский прав — к каждому человеку нужен свой ключик.
— Наш всезнайка Бачманов утверждает, что вода хороша только для мытья, — с ехидством сказала Амалия Густавовна, — и очень не любит, когда с ним не соглашаются. Храни вас бог, Вера Васильевна, от споров с Бачмановым. Он способен уморить насмерть своим занудством.
— Странно, — сказала Вера, радуясь тому, что собеседница, явно желая посплетничать, сама перевела разговор на сотрудников киноателье. — А мне он показался очень милым и совсем не занудливым.
— Долго ли вы с ним общались? — Амалия Густавовна прищурилась, отчего в ее полном, с крупными чертами лице мелькнуло что-то монгольское. — Если пять минут, то могло и пронести, а вот за четверть часа…
— Пять минут, не больше, — поспешно сказала Вера. — Потом прибежал господин Сиверский с известием об убийстве.
— Какой ужас! — подхватила Амалия Густавовна с видимым удовольствием. — Я который день места себе найти не могу! Как только вспомню, что здесь, рядом, на другом конце коридора, произошло ужасное убийство, так дурно становится. Только ликером и спасаюсь.
В подтверждение своих слов женщина налила в опустевшую уже рюмку до краев ликеру, выпила залпом и удовлетворенно, совершенно по-мужски, хмыкнула.
— Заклинаю вас, Вера Васильевна, никогда не совершайте такой страшной ошибки, как общение с людьми, недостойными вашего внимания. Покойный Корниеловский пал жертвой своей привычки якшаться с кем попало! Он не только позволял всему этому отребью фамильярничать, но даже выпивал вместе с ними. Да-да, я сама видела, своими глазами, в мастерской у Алтунина, как Корниеловский пил водку с Мусинским, Алтуниным и Вартиковым!
Алтунин, бывший фабричный механик, был «машинистом», иначе говоря — мастером, чинившим различные механизмы и аппараты. Он приятельствовал с Мусинским, но, как поняла Вера, стоял в местной иерархии ступенькой ниже его.