— Это был лишь мой вклад в развлечение ваших гостей, — небрежно возразил он. — Я только делал то, что они хотели.
— Лицемер! — Слово выскользнуло так быстро, что Джулия не успела его задержать.
— Так же как и вы… лицемер. Но какое это имеет значение, если вы прекрасно провели время.
— Вы осмеливаетесь читать мне нотацию? — холодно спросила она, сжав кулаки.
— Я не могу себе этого позволить, — спокойно ответил он.
— Но вы считаете, что я вела себя возмутительно? — упорствовала Джулия, горя желанием услышать, что он на самом деле о ней думает. — Ну же, давайте, скажите это!
— Я не зашел бы так далеко. — Арман был все так же спокоен. — Но поскольку вы — внучка моего хозяина, я должен уважать вас, и мне не нравится видеть, как вы выставляете себя напоказ перед этими юными бездельниками.
— Вы невыносимы! — выпалила она, задетая его холодным тоном. — Выставлять себя напоказ, ну и ну! А что тогда делали вы, если не рисовались, щеголяя своим мужским обаянием, в самой отвратительной манере перед этими девицами… — У нее перехватило дыхание, когда она подумала, что просто ревнует.
Не обращая внимания на ее насмешки, он тихо сказал:
— Я пел для вас, как вы просили. Мои песни были о днях рыцарства, когда мужчины носили на шлемах знаки благосклонности прекрасных дам, к которым относились с великим почтением, а женщины дорожили своей чистотой.
— Должно быть, им было ужасно скучно, — возразила Джулия. — Нет ничего веселого в том, что тебя возводят на пьедестал.
— Возможно, нет, — согласился Арман, — веселье имеет первостепенное значение. — Его тон вновь стал саркастическим. — Надеюсь, вы прекрасно провели время, мадемуазель. Хотя вы, кажется, сбежали от всего этого.
— Я вышла подышать свежим воздухом, — надменно ответила она. — А вы зачем пришли? — Джулия напряженно ждала ответа, надеясь услышать, что он заметил ее отсутствие и отправился на поиски.
Внезапно послышался скрип ободов. Тяжелая повозка неспешно тащилась в Мас.
— Я вышел посмотреть, не подъехали ли танцоры, — пояснил он. — Они должны скоро появиться.
Разочарованная, Джулия отвернулась и сказала:
— Тогда я лучше пойду в дом.
— Боюсь показаться любопытным, но… — остановил ее Арман, — ваш дедушка видел вас в этом наряде?
Девушка повернулась и прямо посмотрела ему в лицо.
— А что вам до… — высокомерно начала она, затем, вспомнив, что он может выдать ее, по-детски взмолилась: — Арман, но вы же не скажете ему?
— Значит, не видел, — усмехнулся он. — Но не беспокойтесь, я не ябеда. Я даже рад, что он в полном неведении. Узнай он, что вы появились перед гостями в таком виде, он бы очень сильно огорчился.
За соснами показалась повозка, и Арман пошел приветствовать прибывших. Джулия услышала, как он радостно спросил:
— Это ты, Женевьева?
Труппа продемонстрировала публике, совершенно обессиленной плясками и с наслаждением отдыхавшей и наблюдавшей, местные народные танцы. Девушки были в длинных юбках в горошек и черных бархатных корсажах поверх белых батистовых блузок. На головах у них красовались черные бархатные чепцы с белыми оборками. Мужчины почти все были одеты так же, как Арман. Лучше всех выглядела Женевьева — прекрасная, женственная и скромная. Она танцевала грациозно и с огоньком, и Джулия заметила, что Арман не сводит с цыганки восхищенных глаз. На рыжую девушку, которая уселась рядом с ним, он не обращал никакого внимания, и она, раздосадованная, повернулась к Гюставу Ламону и шепотом спросила:
— А как бы я смотрелась в крестьянской юбке и чепце?
— Так себе, — нахально заявил он. — Волосы и особенно ноги — это все, чем ты можешь гордиться.
Она резко отодвинулась от него, бросив на цыганку мрачный взгляд. Представление закончилось, танцоры отправились в столовую подкрепиться, и Арман пошел с ними под руку с Женевьевой. Джулия наблюдала за их уходом с презрением в глазах. Хоть Женевьева и носит длинную юбку и производит впечатление скромницы, Джулия не думала, что Арман слишком трепетно относится к ее целомудрию. Их отношения определенно носили более интимный характер. Этот gardien, оказывается, совершенно бесстыден: прошлой ночью Дениза, этой — цыганка.
