И тут она заметила магика, ехавшего в конце процессии. Мейстер. Лицо полностью скрыто белой маской, на плечах – синяя мантия, знак принадлежности к ордену Защитников, самому влиятельному и опасному. С пояса магика свисала булава, инкрустированная чарокамнями, какую носили все магики, независимо от цвета мантии – зеленого, коричневого, красного, белого или золотого. Был среди этих камней и тот, который вспыхивал в присутствии дикой магии.
От страха гнев Кейт испарился, словно ледяной водой плеснули на раскаленное железо. Она отчетливо, будто наяву, услышала слова отца: «Никогда, слышишь, никогда не пользуйся своим даром на глазах у других. Поняла, дочка?» Она похолодела, сообразив, что едва не нарушила запрет. Сделай она это – и неудачно начавшееся утро обернулось бы подлинной бедой.
Колокол громко пробил восемь, подводя черту. Все, она опоздала, окончательно и бесповоротно. В последний раз бросив мрачный взгляд на принца, Кейт резко развернулась и зашагала прочь, чувствуя, что внутри нее лопнула какая-то струна.
Утро действительно наступило слишком рано. Лучше бы ему вообще не наступать.
БЕЗ ПРИКЛЮЧЕНИЙ ДОБРАВШИСЬ вместе со своим эскортом до южных ворот Фархольда, принц Корвин перевел дух. По сторонам ворот стояли два изваяния сов – символы богини Фарры, святой покровительницы Фархольда. Раскинутые крылья птиц образовывали арку для прохода. Стены этого отдаленного городка прославились на весь Иней: пятидесяти футов высотой и десяти толщиной, да еще скрепленные железными балками.
Сильнее размеров стен впечатляло лишь количество амбразур со страж-камнями. Между амбразурами было не больше четырех футов. Основатели Фархольда серьезно подошли к защите города от ночных дрейков. «И чересчур самонадеянно», – подумал Корвин: заговоренные чарокамни светились едва ли в одной из трех бойниц. Какие-то сияли ярко, подобно полной луне, другие были едва различимы в лучах утреннего солнца. Имела ли казна Фархольда хоть когда-нибудь средства на покупку чарокамней для всех амбразур? Если зарядить их все, зрелище, должно быть, будет невероятным.
Корвин был рад отвлечься на что угодно, только бы вытравить из головы мысль о Кейт Брайтон. Она здесь, в Фархольде, и это его тревожило. Принц и не надеялся увидеть ее вновь, хоть и думал о ней за последние три года немало: где она, чем занимается…
Вспоминает ли о нем?
Что же, теперь у него были ответы, по крайней мере, на некоторые из этих вопросов.
Ее называли Изменницей Кейт. Сожаление пополам с виной сжало его сердце. А Кейт по-прежнему красива: волосы цвета воронова крыла, золотистая кожа, огромные янтарные глаза. Разве что стала чуточку старше, взрослее. Когда он видел ее в последний раз, ей было шестнадцать, ему – семнадцать. Теперь Кейт уже девятнадцать – настоящая женщина. Корвин припомнил живую, откровенную и порывистую, словно летняя гроза, девочку, скорую на смех и на слезы. Теперь Кейт исхудала и выглядела изнуренной. Отвердевшей, словно вываренная для доспехов кожа.
Похоже, прошедшие года не были к ней благосклонны. Прежде ее будущее казалось безоблачным: родом из нетитулованного дворянства, отец – главный конюший верховного короля, семья почтенная, обеспеченная. И вдруг Хейл Брайтон попытался убить отца Корвина. Сейчас будущее Кейт прослеживается не дальше очередной поездки по почтовым делам. Быть почтарем – уважаемая служба. Ну, по крайней мере, опасная.
Впрочем, все может быть не так уж плохо, подумал Корвин, вспомнив лунный пояс. Дорогая вещица. Наверное, подарок состоятельного любовника или даже мужа. Принц почувствовал укол ревности и решительно выбросил эти мысли из головы. Кейт Брайтон больше не его забота.
Корвин заметил, что стоит прекрасное утро. Сразу за стенами города легкий ветерок ослабил жару. Герольды со своими громогласными трубами остались позади, и наступила блаженная тишина. Эти трубы стали самым тяжким испытанием за всю миротворческую миссию, которую на Корвина возложил старший брат. Герольды полагали своим долгом дудеть в них с таким остервенением, что принцу становилось дурно при одной только мысли об очередных трубачах. Оставалось сжимать зубы и терпеть. Куда бы он ни приехал, проклятые трубы были тут как тут, возвещая о прибытии высокородной особы. Ему еще повезло, что они не трубят, когда он посещает уборную.
