– Может, это у вас в России из гостиниц съезжают в двенадцать, а в моем отеле чек-аут в шесть утра! – гордо объявил Авраам. – Мне надо успеть на утренний субботний концерт.
Утренний субботний концерт в Иерусалиме! В шаббат, когда и пальцем шевелить запрещается. Насмешил.
– Тогда верните нам деньги за один день, и мы переедем в гостиницу, чтобы выспаться, – предложила жена.
– Мой отель денег не возвращает! – отчеканил Авраам и гордо развернулся, собираясь удалиться, сверкая икрами голых ног. В тот день он был в колониальных шортиках, белых носках и белых же кроссовках.
Жена догнала старикашку, схватила за грудки и начала трясти:
– Верни мои деньги, гад!
Остановить ее удалось, только напомнив, что в ее новом положении стрессы и большие физические нагрузки запрещены.
– Пошли в полицию! – воскликнула жена.
А полиция, как мы заметили в день приезда, за соседней дверью.
Заходим. Комнатка. Мониторы, бронежилеты, стрелковое оружие, рации, стол. За столом – громила.
Начинаю на английском. Так и так. Бабки взял, выставляет раньше времени.
– По-русски давай! – рявкнул громила. – Я из Риги.
– Бабки взял, возвращать не хочет, выставляет раньше времени.
– Это который тут живет? – громила указал в сторону Авраамова подвала.
Жена кивнула.
– Не волнуйся, он скоро умрет, – ободрил нас рижанин и стал пересказывать услышанное напарнику, который неслышно возник за нашими спинами.
Напарник рассмеялся и что-то сказал. Громила перевел:
– Он скоро умрет.
– Нам бы просто выспаться перед отъездом, – сказал я.
– Хочешь, чтоб я с ним поговорил? – спросил громила.
– Мы хотим съехать в десять, а не в шесть утра. У нас долгий перелет.
– Посиди тут.
Выбравшись из-за стола, громила оказался не таким уж огромным. Вместе с напарником он пошел к Аврааму. Раздался стук в дверь и голоса.
Мы с женой сидели перед пустым столом. Перед мониторами, говорящими рациями, бронежилетами, стрелковым оружием и молчали.
Полицейские скоро вернулись. Они были веселы.
– Все в порядке. Можете съехать в полдесятого.
– Спасибо. Но нам надо в десять.
– Без пятнадцати, и по рукам. Не волнуйтесь, леди, – обратился на прощание громила к моей жене. – Он скоро умрет.
Остаток дня мы провели тихо. Авраам не показывался. Мы собирали чемоданы. Надевая трусы, я зацепил ногой ткань, трусы порвались. Я бы не обратил на это внимания, если бы не особенный статус трусов. Первый подарок жены, мы тогда еще только начинали встречаться. Когда-то оранжевые в черных птичках, теперь застиранные, с обтрепанными краями. Я бы давно выбросил их, если бы не смутное ощущение сакральности. Теперь трусы порвались, я уложил их в чемодан и надел другие. На сердце было тревожно, я подпер дверь стулом.
На этот раз домовладелец не стал пытать нас ночными телешоу, спали мы крепко. Проснулся я, однако, около шести без всякого будильника. За окошком светало. В скважину двери тыкался дрожащий в старческой руке ключ.
Я смотрел на подпертую дверь и ждал. Жена спала. После нескольких дребезжащих промахов ключ таки влез и повернулся. Дверь толкнулась и встала – стул крепко ее заблокировал.
– Съезжайте из моего дома! – завопил Авраам.
– Что случилось?! – вскочила жена.
– Доброе утро, – сказал я.
Злобный старикашка угрожал и бесновался. Наконец он выкрикнул, что зовет полицию, и исчез.
Жена наотрез отказалась вставать с постели. Я оделся, чтобы встретить штурм, как джентльмен. Через небольшое оконце в санузле я скоро увидел двоих, одного в синей, другого в зеленой форме. Обычный патруль: полицейский и солдат. Стук в дверь. Открываю.
Зеленый поздоровался по-русски и шагнул в комнату. Увидев жену под одеялом, он извинился и отступил обратно за порог.
– Вы еврей? – спросил он меня.
– А что? – ответил я.
– Вы носите здесь волосы, – ткнул он в висок, имея в виду мои баки. – И поселились в религиозном районе.
– Допустим, – согласился я на всякий случай и рассказал нашу историю.
Солдат выслушал и пообещал поговорить с Авраамом. Мы стали ждать.
Через несколько минут солдат сообщил, что обо всем договорился – мы можем съехать даже не в десять, а в половине одиннадцатого. Отдал честь жене и подмигнул мне:
