Перегибаясь то и дело через голову Авраама, чтобы поправить руль, я стал требовать, чтобы он передал управление мне. Он возразил, что у меня нет прав. Я попытался их продемонстрировать, но тут он перешел на непонятный язык, я такого даже у нас в Москве на продуктовом рынке не слышал. В зеркале заднего вида полыхало его лицо, а на дне потемневшей мути глаз пульсировала воля. Авраам жал на газ, упорно отматывая Писание вспять.
Нас стали преследовать полицейские. Впервые в жизни я обрадовался подобному. Полицейские поравнялись с нами, что-то показывая жестами, но Авраам и головы не повернул. В те дни поблизости проводилась очередная операция по уничтожению филистимлян, армия и внутренние войска были приведены в боевую готовность, и мне пришла мысль, что гонки со стражами порядка могут закончиться стрельбой. «Будет забавно, если меня прикончат в мой день рождения», – только успел я подумать, как полицейские свернули на перекрестке.
Что за страна? Я обернулся, увидев бело-синий автомобиль, уходящий в сторону очередного места славы Иисуса. Я-то надеялся на стрельбу по колесам. Лучше уж стрельба, чем свалиться в пропасть на горном серпантине.
Закатное солнце ударило в лицо со всей предсмертной страстью. После того как очередной грузовик с истошным гудением вильнул в сторону, жена завопила:
– Я беременна!
Если бы я треснул Авраама бутылкой по башке, это бы произвело меньший эффект. Муть в глазах прояснилась, прижался к обочине, как миленький.
– Покажи права.
Я показал.
– И это права? – с презрением вякнул было Авраам, но я не стал слушать.
Ну, потрепанные немного, велика беда.
– Правда? – спросил я тихо у жены, пересаживая ее назад, потому что Авраам согласился сидеть только рядом со мной, чтобы дернуть ручник, если что.
– Правда, – ответила жена и почему-то покраснела.
Остаток пути ехали молча, без приключений. Начинался час пик. Машины отовсюду так и перли.
Авраам велел остановиться на тротуаре у Навозных ворот. Я выразил сомнение в правомерности такого выбора, но он заявил, что через полчасика вернется и отгонит машину на парковку. Только я вынул ключ и поднял ручник, как рядом притормозил огромный внедорожник. Из-за сползшего вниз стекла высунулся пассажир, чьи локоны, напоминающие пружины моего эспандера, свесились едва ли не до колеса. Он спросил, разрешена ли здесь парковка. Так спросил, что то ли спросил, то ли намекнул, что не разрешена. Еврейские мудрости. Я пожал плечами и кивнул на Авраама, который как раз напяливал портки.
До дома шли через площадь. Брюки с Авраама то и дело съезжали. Раза два или три встретились его приятели. Они здоровались, спрашивали, все ли в порядке, и, получив утвердительный ответ, провожали нас долгими взглядами.
Вечером Авраам завалился спать, а мы пошли отмечать в ресторан. Жена сделала сюрприз – заказала у музыкантов песню из мультфильма про Чебурашку. Я широко улыбался и пританцовывал сидя, люди в зале хлопали.
На следующий день Авраам заявил, что по нашей вине ему влепили штраф за неправильную парковку. Я возразил, что он сам указал место и сам собирался переставить машину.
Авраам оказался мстительным, ночью включил на полную телевизор прямо за стенкой, а сам ушел в свою дальнюю каморку. Мы не могли уснуть. Телевизор выключить не удалось – он надрывался за запертой дверью.
С тех пор, невзирая на наши мольбы, Авраам включал телик каждую ночь. Съезжать не хотелось, деньги были уплачены вперед. Измученные бессонницей, мы быстро успели растерять все расположение, какое испытывали к Аврааму в начале знакомства. Жена собиралась придушить «старого пердуна», а я ругался, что надо было слушаться меня и бежать подальше в самом начале. Мы считали дни.
Накануне нашего отъезда Авраам, который за несколько дней совсем оправился от купания в лечебном кипятке и снова выглядел светским милашкой, вдруг сообщил, что назавтра мы должны съехать в шесть утра.
– Это почему? – удивились мы. – В любой гостинице номер принято покидать в полдень. А мы съедем в десять, чтобы поспеть на самолет. У нас дальняя дорога. Зачем поднимать нас в такую рань, особенно если учесть, что из-за дурацкого телевизора, который орет по ночам, мы совсем измучились.
