- Я буду писать и звонить тебе каждый день, в который только можно будет писать и звонить.
- Федь... А почему ты не сказал мне раньше, что ты туда поедешь? Ведь ты раньше знал...
- А зачем?.. Ты бы только лишние дни мучалась... И потом ведь знаешь, как у нас?.. Иногда все меняется в последнюю минуту...
- А кто полетит к болиду - еще не решено?
- Пока нет.
- А ведь пора уже.
- Вот после этих тренировок будут решать.
- Значит, может, и ты?
- Может, и я.
- Страшно! Мне так страшно, Федька!
- А ты не бойся... Если я - мы еще увидимся...
- Думаешь, от этого легче? Чудак!
- По-моему, должно быть легче...
- Ну, это только по-твоему... А скажи, Федь, - без человека нельзя? Ну, чтобы электронный мозг... Ведь абсолютно все можно предусмотреть и запрограммировать. Все, что доступно человеческому уму. Даже больше!
- Нельзя без человека, Асенька! Никак. Всего не запрограммируешь. В нашем деле - особенно... У нас сплошные неожиданности... И ведь многого просто не знаем. Как это запрограммировать?
- Я не хочу, чтобы ты летел! Лучше пусть я!
- Глупая! Ну, зачем ты плачешь?.. Ну, не плачь!.. Ну, не надо!.. Мне еще могут и не доверить... Есть космонавты намного опытнее меня. Я сосунок по сравнению с ними. Вон с Луны сколько вернулось! Зубры!.. А я и на Луне еще не был... Ну, пожалуйста, не плачь!
- Вот и кончается эта ночь... Ты так ни на минутку и не заснул.
- Ты - тоже...
- Я-то потом отосплюсь!..
- Мне тоже дадут...
- Когда ты едешь?
- Сразу после завтрака.
- И куда - на аэродром?
- Нет, сначала в институт.
- Я провожу тебя, ладно?
- Я как раз хотел попросить тебя об этом.. Все-таки еще двадцать минут вместе.
- Федь... Я всю ночь думала: говорить тебе или не говорить...
- О чем? О чем вообще ты можешь мне не сказать?
- У нас, наверно, будет ребенок.
- Аська! Как здорово! Только почему "наверно"?
- Я еще сама точно не знаю... Я поэтому и не хотела пока говорить. Но ведь ты уезжаешь. Я хочу, чтобы ты себя берег... Не только для меня. Для него - тоже... Ты ему очень нужен! Понимаешь - очень!
- Я знаю, Ася... Я рос без отца. Мне это не надо объяснять...
- Я и не объясняю... Ты только помни о нем, ладно?
- Конечно! Мы назовем его Андреем, хорошо? Ты только послушай - Андрю-уха...
- А если это будет она?
- Тогда Аллой.
- Почему вдруг Аллой? У тебя была девушка, которую звали Аллой?
- У меня не было такой девушки... Просто мне нравится это имя. Оно ближе всех к Анне. Мама - Анна. Ты - Анна... Куда же еще третью Анну?
- Дома ее можно звать Анютой... И никто не перепутает.
- Хорошо. Давай назовем Анной... Я буду только рад.
- Нет, уж лучше давай Аллой... Я хочу, чтобы все было по-твоему...
- Федь...
- Что?
- Я вот все думаю: почему ты такой же, как обычно?.. И вчера весь день, и ночь... И вот кофе сейчас варишь... Как всегда... А ведь ты уезжаешь...
- Ну и что?
- Ведь ты можешь полететь...
- Это моя работа...
20.
Они не увиделись больше. В то утро Ася проводила его до ворот института и долго глядела ему вслед из-за железных прутьев ограды, покрытых белой серебристой эмалью
А он все шел по аллее, и оборачивался, и махал ей. И наконец вошел в подъезд.
А через десять дней он уже сидел в кабине, и это была настоящая кабина ракеты, а не макет, и в ней уже не было телефона.
Он слышал в наушниках тихие песни. Свои любимые песни. И старинные русские романсы в исполнении
Козловского, и грузинскую песню "Тбилисо", которая напомнила ему, что он так и не успел побывать в этом прекрасном южном городе, и последнюю, совсем новую эстрадную песенку "Увези меня на облаке подальше", которую он насвистывал все эти дни на космодроме.
"Впереди были десять минут. Последние десять минут, в которые он еще мог сказать, что не хочет лететь, и мог опуститься вниз, чтобы его заменили дублером.
Его дублеры - Виктор Семенов и Андрей Кедровских - сидели в скафандрах на пульте управления. Они ждали. Федор знал, что они ждут напрасно. И они наверняка это знали. Но так уж положено. Его ничем не отвлекали в эти последние десять минут. Все простились с ним раньше. И Председатель Совета Министров обнял и трижды поцеловал его раньше, и последнее его слово к жителям Земли записали на пленку тоже раньше. Эти десять минут оставили только ему одному. Он, собственно, просил, чтобы их не оставляли. Но его просьбу как бы не заметили.
