Стриптизёрши шли домой — уже в свитерах, джинсах и кроссовках.
И я понимал, что скучные у них пляски, а так вот ничего.
Прививка, да.
Но, по-моему, дело не в прививке, мне бы и так не понравилось».
Он говорит: «Вот Липецк.
Знатный город, кстати.
Областной. Он, Липецк — областной, а не Елец.
Я приехал туда на Комбинат и спрашиваю одного — а что не Елец столица?
А он мне говорит:
— Видишь ли, — там, в Ельце эсеры всякие с кадетами сидели, а тут больше коммунисты.
Ну и когда спустя сорок лет области стали наново нарезать, одни старики припомнили другим прежние обиды.
Я ему поверил, да не очень. Всё-таки — Комбинат там. А потом понял, что в Липецке полно разных неожиданностей.
К примеру, там жена партийного секретаря хотела зоопарк.
А было такое правило в прежние времена, что зоопарк не всем городам положен, а только главным. Как и метро — вот если город-миллионик, или там столица союзной республики, то можно метро, а так — нет. Ну и все города пытались как-то это правило обойти.
А жена секретаря зоопарк хотела — пилила-пилила мужа, да и выпилила себе зоопарк.
А работать там, конечно, некому. Специалистов нет, симпатичных тигрят по домам разбирали. Крокодил и вовсе сдох.
Сразу-то это не поняли, мало в Липецке специалистов по крокодилам.
Дети говорят:
— Что это у вас крокодил лежит и ничего не делает?
А им отвечают:
— Он устал и спит.
Ну потом, конечно, разобрались.
Зато там тамбовский волк в зоопарке был. И всё оттого, что это рядом Тамбовщина.
Опасные места.
Да и сам Липецк, кстати, довольно опасный город.
Я-то там был недолго, но и каждый день в жару пил воду из бювета — который у них там в центре, рядом с зоопарком.
Шёл мимо и пил — каждый день.
А как вернулся в Москву, то обнаружил странные рези в сокровенных-то моих местах.
Начал томиться, потому как перед женой неудобно, и надо, вроде признаваться.
Липецкие девушки весьма знойны, подозреваю, в отличие от крокодила, и в нынешние времена.
Ан нет, это липецкая вода.
Вышли у меня камни из почек, а я о них и не подозревал.
Непростой город, да».
Он говорит: «А я, дорогие мои скорбные товарищи, больше всего люблю язык уставов и инструкций. Больше всяких художественных книг, я имею в виду.
Более всего я люблю справочники и словари. Если они врут, то прямо глядя в глаза, не прячась за эмоциями художественной литературы и лживыми ссылками документальных повествований.
Так же хороши боевые наставления.
Все они пишутся кровь, понятное дело, но дело не только в способе письма, а в том, что это всё писано для того, чтобы спастись, а не для того, чтобы развлечься, как эти ваши романы. А коли надо кого-то спасти, то уж нечего рассусоливать, место нужно экономить, не говоря уж о времени.
Вот в пору моей службы я прилежно читал чудесную книгу „Памятка лётному экипажу по действиям после вынужденного приземления в безлюдной местности или приводнения“.
Её чеканные формулировки и советы, что годятся эпиграфом к любому роману, в моей душе укоренены навечно.
Хоть прошло много лет, половину этих текстов я помню наизусть. И не могу не поделиться хотя бы некоторыми из них. Вот вам, тем, кому не выпало счастье такого чтения: „Оказавшись в безлюдной местности, прежде, чем принять какое-либо решение, сначала успокойтесь, соберитесь с мыслями и оцените создавшееся положение. Вспомните всё, что вы знаете о выживании в подобных условиях. Действуйте в соответствии с конкретной обстановкой, временем года, характером местности, удалением от населённых пунктов, состоянием здоровья членов экипажа.
Ваша воля, мужество, активность и находчивость обеспечат успех в самой сложной обстановке автономного существования“.[1]
И с тех пор я знал, что буду после приземления на парашюте следовать по курсу самолёта, так как командир покидает борт последним, я клялся себе, что буду высматривать в воде ушастую медузу как признак близкого берега, на который постараюсь выйти вместе с волной. Я клялся себе, что искусственное дыхание я буду производить до появления самостоятельного дыхания у моего товарища или явных признаков его смерти, коими считаются окоченение и трупные пятна. И поразит меня презрение и гнев членов моего экипажа, если в районе радиоактивного заражения я не стану тщательно освежёвывать пойманных животных и удалять прочь их внутренности. Если я не буду варить и жарить мясо этого зверья, избегая при этом пользовать в пищу сердце, печень, селезёнку и мясо, прилежащее к костям.
