Омут памяти - страница 5

И вот результат. Еще заседало Политбюро, но мало кто хотел знать, чем оно занимается. Правительство принимало решения, которыми никто не интересовался. Президент издавал указы о назначениях и перемещениях, но на них никто не обращал внимания. В больших городах шумели митинги. Крик над страной стоял невообразимый. Мы и сегодня горланим так зычно и с таким отвратительным рыком, что истина в испуге шарахается в сторону и, вероятно, уже сомневается, а стоит ли вообще учить этот народ уму-разуму?

Огромный корабль все быстрее и быстрее несло на острые скалы. Еще можно было замедлить движение гиганта к гибели или хотя бы смягчить удар, а потом заняться сообща вдумчивым, квалифицированным ремонтом. Но получилось по-другому, хотя в последующих событиях никакой неожиданности не было.

В течение 1991 года я не один раз предупреждал о том, что социалистическая реакция готовит переворот, говорил об этом и с Михаилом Сергеевичем. Однажды он сказал мне: «Ты, Александр, переоцениваешь их ум и храбрость».

Пока демократы и примкнувшие к ним демагоги драли глотки на митингах, большевистские фундаменталисты перешли к действиям. Группа безумцев во главе с Крючковым, выскочив из трюма, где она собиралась отсидеться, вырвала штурвал из рук Горбачева. Подняв на мачтах красные флаги с серпом и молотом, они дали «самый полный назад», и тоже на скалы, но еще более острые. На полной скорости корабль размером в одну шестую часть земного шара не выдержал удара и разбился на 15 частей. Это событие получило название «августовского мятежа» 1991 года.

То, что Горбачев не принял превентивных мер против заговорщиков, отложив их до заключения Союзного договора, — самый крупный просчет президента СССР.

Через несколько дней после событий 19–21 августа деятельность КПСС и РКП была запрещена, партийное имущество национализировано, банковские счета арестованы, 14 человек отправлены в тюрьму. Но Ельцин, по непонятным до сих пор причинам, не довел до конца ни запрещение компартии, ни наказание преступников.

Это самая серьезная ошибка, однако, теперь уже президента России.

Борис Николаевич проморгал и другой опасный процесс, когда старая номенклатура плавно перетекла в новые структуры власти, еще раз подтвердив свою непотопляемость. Частично стряхнув с себя износившуюся большевистскую одежонку, номенклатура почувствовала прилив «новых творческих сил», теперь якобы не затуманенных ленинско-сталинскими заклинаниями.

Уже сегодня переменчивые ветры российской судьбы несут отвратительные запахи обновленной рабской психологии, имеющей тысячелетнюю наследственность. Мы продолжаем ненавидеть других за собственную лень, глупость и невежество. Воистину история безжалостна — она бьет копытом по черепам дураков. Едва получив интеллектуальную свободу, мы опять загоняем себя в шоры нового догматизма, так и не попытавшись понять по-настоящему, что же с нами произошло.

Давайте спросим себя.

Разве это инопланетяне и сегодня сеют ненависть на нашей земле?

Разве не звучат призывы к расправам, к суду и преданию смерти тех, кто открыто говорит о надвигающемся новом фашизме?

Разве не в нашей стране выходят десятки большевистско-фашистских газет? Они всеми силами пытаются разжечь гражданскую войну, печатают списки «агентов влияния», то есть подсудимых на будущих политических процессах.

Разве не у нас многие судьи и прокуроры, верно служившие бесправию, оклемавшись от шока августа 1991 года, начали активно помогать ползучей Реставрации?

Разве…

Меня часто спрашивают, доволен ли я происходящим и соответствует ли ход нынешних реформ первоначальным замыслам Перестройки. Очень хочется ответить «да», но из головы, словно чертик из табакерки, выскакивает красный сигнал, гласящий: «Не торопись с оценками! Рано!» В голову лезут всякие размышления о последствиях Реформации, о просчетах — былых и нынешних.

То, что демократия и гласность обнажат преступность режима, для меня было очевидным. Но то, что при этом выплеснется на поверхность жизни вся мерзость дна, в голову не приходило. Всеобщее воровство, бандитизм, взяточничество, терроризм, наркотики и многое другое обрели характер обыденности. Снова лжем и паясничаем. Балаганные выборы. Новая номенклатура еще жаднее старой. Разгул преступности, сросшейся с властью.