Вудбридж. Виргиния. Среда, 24 декабря
Отчет с Лукаута пришел, кажется, как всегда: в два часа ночи. Новости были лучшими из возможных: такой успех, на какой только можно было надеяться. Среди корбов отмечались многочисленные жертвы, но примерно 80 процентов населения благодаря изобретательности Диггера ушло в горы. Из них подавляющее большинство выжило. А ее люди вышли из передряги без дополнительных жертв. Хатч так больше и не ложилась спать.
Персонал пришел на работу, уже зная, что у Академии появился новый пантеон героев. За утро страсти разгорелись: комиссар созвал пресс-конференцию, политики радовались, но, поскольку был канун Рождества, все отправились домой пораньше.
Хатч, конечно же, была в восторге. Корбы будут жить, и теперь гибель Джека Марковера и Дэйва Коллингдэйла обрела смысл.
Хатч провела день, гуляя с Морин по магазинам, делая последние покупки. Затем неохотно отправилась домой, зная, что там ее ждут журналисты.
Совпадение ли, что хорошие новости пришли в канун Рождества?
Правда ли, что сотрудники Академии нарушили Протокол?
Она ответила на оба вопроса отрицательно. И добавила: «не совсем» насчет последнего.
Репортеры столпились на ее парадном крыльце. Кое-кто из соседей зашел посмотреть, что происходит. Откуда-то появились напитки. Звенели колокольчики.
Что она может рассказать о Диггере Данне? Правда ли, что он переоделся богом? Не было ли это...
Диггер – хороший человек. Творческая личность. Спас десятки тысяч жизней.
Крыльцо было большим и закрытым, и интервью превратилось в вечеринку. Лучшую в сезоне. Счастливой хануки. С Рождеством. Всех нас и гумпов. Корбов.
– Кстати, – спросил представитель «Всеобщих новостей», – а мы уже выяснили, чем являются эти облака? Есть вообще какие-то идеи?
– Мы работаем над этим, – ответила Хатч.
Журналисты покачали головами и закатили глаза.
Позже, когда все отправились по домам, Хатч расслабилась и налила себе выпить, глядя, как Тор и Морин пытаются запустить воздушного змея. Им не очень-то везло. Тор, который, кажется, совсем не понимал, как это делается, бегал по газону, а ветер трепал змей позади него. Морин следовала за ним по пятам со всей полагающейся серьезностью, но начинала хихикать, когда змей падал.
В этом смысле Тор отличался такой же детской невинностью. Его убеждение, что мир, по сути, хорошее место и если хорошо потрудиться и уделять внимание делам, то все получится, было частью его обаяния. Он объяснял Хатч, что рос, имея две цели: стать профессиональным игроком в гольф и зарабатывать на жизнь искусством. Гольф нравился ему своей неспешностью и тем, что играть в него все всегда отправлялись туда, где лето. Но если честно, крученый удар лучше получался у Хатч, чем у Тора.
Однако с искусством дело обстояло совсем иначе. Дайте Тору кисть и отвезите к пролетающей комете, и он становится гением. «Когда метишь так высоко, – решила Хатч, – одна цель из двух – это неплохо».
На самом деле он был удачливее многих, и не из-за таланта. Что у него действительно было – так это способность наслаждаться жизнью в ее самых простых проявлениях. Он любил, когда Морин гонялась за ним по лужайке, любил глупые комедии, бесконечно рассказывал о своих походных приключениях местному отряду бойскаутов (в котором был помощником вожатого) и никогда не мог наесться мороженым. Большой ребенок!
Он скромничал насчет своей работы, выглядел удивленным, когда его номинировали на премию Дельмар или Фитцгиббон. А когда в прессе появлялась статья или заметка о нем, он трепетал.
Хатч смотрела на дугу воздушного змея в вышине. Стемнело, начали загораться рождественские огни. На газоне у Харбисонов появились виртуальные ясли. Вместе с коленопреклоненными волхвами, верблюдами и звездой, ярко сияющей в нескольких метрах над ними.