Октябрь - страница 18

Выстрелы немного успокоили его, подбодрили. Он с наслаждением разбил пулями все фонари у крыльца гостиницы, сделанные из матового резного стекла, разбил графин, стоявший на столе, там, внутри, перед окном.

Потом стрельба сама собой прекратилась. Солдаты и рабочие собрались у часовни и, мирно переговариваясь, курили, забыв об опасности. И опять, словно тараканы сквозь щели, к ним подошли, один по другому, мальчишки из-за охотнорядских лавчонок, пришли несколько мужчин, и кругом зачернела толпа. Мальчуганы, как собачонки, шныряли в толпе, собирали расстрелянные гильзы. Стало покойнее. Но чувство неопределенной тоски не оставляло Акимку. Он знал сердцем, что опасность где-то здесь, близко, рядом. Но где?

Стрельба шла около университета и у Кремля. Ни юнкеров, ни студентов отсюда не было видно.

Но Акимка, беспокойно оглядываясь, все искал, где опасность, и не мог найти.

— Идут юнкеря! — вдруг резко крикнул из-за часовни детский голос.

И в тот же момент кругом часовни и на улице грянули частые выстрелы. Толпа завыла, заметалась. Мальчишки падали на землю, бежали, на четвереньках ползли к лавкам. Дрожа всем телом, Акимка попытался, приседая, пробежать к углу Тверской, но едва выбежал из-за часовни, как попал под выстрелы. Он увидел, что из ворот соседних домов поодиночке и группами бегут юнкера и студенты с винтовками наперевес и что на всех соседних крышах виднеются фигуры людей с винтовками. Акимке показалось, что все, кто засел на крышах, целят прямо в него. Он метнулся назад, на крыльцо часовни, под защиту стены. На бегу юнкера и студенты в упор стреляли в солдат и рабочих. У самого угла часовни, на грязных, покрытых осенней слякотью плитах тротуара, уже лежало несколько человек, судорожно корчившихся и кричавших, а рядом с ними валялись брошенные винтовки. Несколько солдат плотно прижались к стенам часовни и стреляли в юнкеров. А те цепью бежали прямо на них. Вот они вскочили на самое крыльцо, где судорожно метались растерявшиеся солдаты. Акимка будто в полудреме видел, как юнкера штыками с размаху тыкали солдат, а те дико выли и хрипели и руками пытались ловить штыки или сами стреляли в юнкеров на расстоянии двух шагов.

Забыв, что можно стрелять и сопротивляться, Акимка прижался к стене и крепко уперся в холодные камни, словно хотел вдавиться в них. Широкими от ужаса глазами он смотрел на юнкеров, которые около него расстреливали мечущихся солдат и рабочих, и ждал, замерев. Два юнкера подбежали совсем близко. Один на бегу вскинул винтовку и прицелился в голову Акимке. Акимка ясно увидал его темные круглые глаза. Блеснул яркий огонь. Но выстрела Акимка не услышал. Уронив винтовку, он ничком упал на каменные плиты крыльца.

Было часа три, когда Василий Петряев, потрясенный, полуобезумевший от ужаса, выбрался из Охотного ряда на Петровский бульвар и не спеша, нога за ногу, пошел домой. Все кругом казалось ему каким-то пресным. И воздух, пропитанный сыростью, и грязь, шлепающая под ногами, и люди, вдруг ставшие бесконечно далекими и чужими. Перед его глазами, куда бы он ни взглянул, всюду виднелись эти страшные мертвые ноги в начищенных сапогах со шпорами, свисающие из-под шинели, эти мертвые головы студентов и офицеров, колотившиеся беспомощно, мертво в спину санитара-носильщика. Куда бы он ни взглянул: изгиб черной водосточной трубы — мертвая нога, темнеющая глава маленькой далекой церкви — вон той самой, что виднеется над крышами, — это мертвая голова, готовая сейчас качнуться. В голых переплетенных ветках деревьев, в причудливых фасадах домов, в переливчатой толпе — все они, мертвые ноги и мертвые головы. Порой ему хотелось встать среди улицы и кричать что есть силы…

Но как кричать? О чем? Кто поймет? А это не сумасшествие?

Смотри, как здесь покойно. Кому нужны твои безумные крики?..

А может быть, ты только дурной сон увидел? Как знать? Кто тебе поверит? Пресно, пресно кругом. Пресно, может быть, потому, что в душе такая нестерпимая боль?

И, останавливаясь порой, он схватывался крепко за грудь, будто хотел вырвать эту боль, и по врожденной, с детства застывшей привычке тихонько, одними губами шептал: