— А я вообще его не видел — ни до, ни после.
— Я просто подумал, что вы могли видеть. Вы ведь остались там с женой на ночь. В воскресенье утром ваш зять умер, но вам ведь, так или иначе, надо было питаться. Вот я и подумал: может, вы брали что-нибудь из холодильника и обратили внимание на мороженое…
Таттл задумчиво воздел брови и закатил глаза.
— Завтрак мы заказали наверх… В номере нет плиты, чтобы разогреть. Но теперь я припоминаю, что Пол в самом деле что-то говорил в субботу про мороженое. Что-то в том смысле, что мое мороженое — здесь, в аптеке, — не идет ни в какое сравнение с мороженым Шрамма. Я еще ему возразил, что Шрамм торгует им только в своих фирменных магазинах и очень дорого. Если не ошибаюсь, жена упоминала о мороженом, когда в воскресенье заглянула в холодильник за льдом для виски.
— Вы не трогали его в воскресенье?
— Нет. Я ведь сказал, что вообще не видел его. Мы пробыли там до понедельника и сразу после похорон отправились домой.
— Так что вы даже не представляете, что с ним могло случиться?
— Нет. Наверное, оно все еще в холодильнике. По крайней мере, должно быть там. А почему бы вам не спросить об этола Эрроу?
— Дойдет и до него очередь. Но, раз уж я здесь, почему бы не спросить об этом вашу жену?
— Она дома, на Айрон-Хилл-роуд. Я могу позвонить ей и предупредить, что вы заедете, или, если хотите, можете спросить по телефону. Не могу понять, какая связь между мороженым и смертью моего зятя…
Мне пришло в голову, что он поздновато отреагировал на эту нелепость; хотя, кто его знает, может, просто не хотел навязываться, ведь он всего-навсего зять.
— Понятия не имею, я просто выполняю поручение, — ответил я. — Наверное, лучше мы позвоним вашей супруге. Ни к чему мне туда ехать.
Он снял трубку, набрал номер, сообщил миссис Таттл, что я хочу спросить ее кое о чем, и передал трубку мне. Луиза, будучи сестрой, а не какой-то там золовкой, моментально довела до моего сведения, что смешно приставать с такими идиотскими вопросами, но потом несколько оттаяла и рассказала обо всем, что ей было известно по поводу мороженого, а именно — ничего.
Никогда не видела никакого мороженого, ну, в крайнем случае, может, какой-то сверток. Когда в воскресенье после обеда брала из холодильника лед, обратила внимание на какой-то бумажный пакет на нижней полке. Вернулась в комнату и довела это до сведения мужа и брата Дэвида, который находился там же, предположив, что это и есть мороженое Пола; спросила их, не хотят ли они взять его с собой. Оба отказались, так что она даже и не заглянула в пакет. Она не имеет ни малейшего понятия, что с ним произошло. Я поблагодарил ее, повесил трубку, поблагодарил ее мужа и испарился.
Что ж, следующая остановка — Манхэттен, Сорок Восьмая улица…
Памятуя о возможности парковки, точнее, о ее невозможности в центре, я сначала заехал в гараж. Собственно, я мог и оттуда позвонить Вулфу, но гараж у нас сразу за углом, так что я решил лично доложить о ходе расследования. У дверей меня ждал сюрприз. Вместо Фрица мне открыл Сол Панцер. Сол, со своим носом, занимающим примерно половину общей площади физиономии, выглядел как человек, которому срочно требуется помощь в решении задачи — сколько будет дважды два? В действительности он никогда ни в чьей помощи не нуждается. Он не только лучший сыщик из тех четырех или пяти, что привлекает время от времени к сотрудничеству Вулф, он вообще лучший в мире сыщик.
— Ну что, сбылась мечта идиота — отбил у меня службу? — радостно приветствовал я его. — Извольте провести меня в кабинет к шефу.
— Прошу, сэр. Вы договорились о встрече заранее? — спросил он, запирая дверь и направляясь вслед за мной. Вулф рассерженно засопел из-за стола:
— Что, уже закончили?
— Еще нет, сэр, — ответил я. — Просто зашел по пути из гаража. Не желаете ли выслушать сообщение о Поле и супругах Таттл?
— Хорошо. Но только слово в слово.
«Слово в слово» на его лексиконе означало не только буквальную передачу текста, но и изображение всех действий и телодвижений.
Вулф лучший слушатель из всех, которых я знаю: обычно он сидит, опершись на подлокотники кресла, подперев кулаком подбородок и прищурив глаза. Когда я закончил, он посидел еще с минутку молча, потом кивнул:
