Негромкий голос белобородого начал удаляться куда-то вверх, тут же яркий свет, окружавший Башурова со всех сторон, померк, и, вздохнув, Виктор Павлович открыл глаза. Распухший язык лежал у него во рту сухим шершавым бревном, неудержимо хотелось пить. Ему сразу же вспомнился летний тренировочный лагерь спецназа под Кировоградом, где мучила его такая же вот жажда, и осторожно, чтобы не разбудить спавшую «лягушкой» — на животе — Катю, он направился на кухню.
«Не надо было водку мешать с коньяком». Даже застонав, Виктор Павлович надолго приник к блаженно-прохладной струе, наконец ему полегчало, однако какое-то странное чувство дискомфорта в области лица заставило его включить свет и глянуть на свое отражение в зеркале. «Ешкин кот». Башуров вздрогнул и, в который уже раз от непонимания происходящего тяжело вздохнув, покачал недоуменно головой.
Вся его физиономия была огненно-красного цвета, вспухшие губы потрескались, а кожа на носу сползала клочьями, словно и в самом деле он побывал в раскаленных объятиях Сета. «Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. — Башуров дотронулся рукой до прохладной зеркальной поверхности и внезапно сам себе подмигнул — Это, наверное, начало, скоро настоящие вольты начнутся». Неожиданно он замер и облегченно расхохотался: ну конечно, это сон, ведь все происходящее ему только снится.
— Кис-кис-кис, — Виктор Павлович потрепал свернувшегося на телефонном столике Кризиса между ушей, — ну что, идем на мировую? — И, внезапно вскрикнув, быстренько руку отдернул. Сном все это быть никак не могло, потому что царапался хвостатый паразит совсем как в реальной жизни.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Екатерина Викторовна Петренко была дамой несомненно опытной. За тридцать лет своей непростой жизни она и замужем побывала, и сделала по дурости три аборта, и поработала в органах МВД, что, однако, не успело повлиять на качество ее извилин.
Происхождение она вела от генеральского корня и после окончания истфака стараниями «высоковольтного» родителя была направлена на теплое майорское местечко, на коем протрубила аж до капитана, попутно заполучив в законные мужья полковника.
Но настала черная полоса. Сначала всесильный папа нежданно-негаданно покинул этот мир, затем супруг сгорел на взятке и не придумал ничего умнее, как вышибить себе мозги девятимиллиметровой пулей. Как по команде в длинных коридорах начались шушуканья, подсиживания, программа на безоблачное будущее дала сбой, карьере пришел конец. И Катерина, не желая более месить ментовское дерьмо, отбыла в народное хозяйство.
Свято место, конечно, не пустовало, мужского общества генеральская дочка не чуралась, однако и связывать себя печатью в паспорте пока не торопилась. Хотелось чего-то крепкого и надежного, как скала. И вроде бы такой сыскался — бизнесмен, из новых русских. Они слетали отдохнуть на Кипр, он подарил ей шубу из лисицы и компьютер, но, увы, однажды утром и его нашли у мусоропровода с двумя отверстиями калибра 7,62 во лбу.
Что ж, се ля ви. Надежды Катя не теряла, а пока, ценя свалившуюся на нее свободу, пристроилась двигать историческую науку в Эрмитаж. Однако героическое прошлое не забывалось. Оно постоянно напоминало о себе давнишней дружбой с подполковницей Астаховой, а кроме того, многолетним, вечно агонизирующим романом с Василием Петровичем Семеновым, по-простому дядей Васей. Говоря строго, никакой он был не дядя, а высокий белобрысый майор, из которого паскудная работа вытягивала все соки. А потому в постели он особо не блистал. Однако благодаря отзывчивости и по-настоящему хорошему к гражданке Петренко отношению этот изъян ему прощался. Ценился он главный образом за бескорыстный размах широкой милицейской души.
Вот и на этот раз, с трудом добившись соответствующих кондиций майорской гордости, Катерина с разочарованием уставилась в потолок, — ровно тридцать секунд, и дядя Вася, вздрогнув пару раз и хрипло застонав, придавил ее своим заметно отяжелевшим со времен их знакомства телом. Это означало, что секса больше не будет. «Ну и ладно, раньше сядешь — раньше выйдешь. Берсеньева вечером трахну». Вздохнув, она принялась выбираться из-под майора.
