Ладно, невозможно определить, где мы находимся. В нашем подвале теперь и небо, и море, и Город под потолком, и весь мир (огромная карта), и лесной водопад (фотообои). Наш маленький аутичный мир тире другое измерение.
«НУ, КОРОЧЕ ГОВОРЯ, — НЕЛОВКО ДОКОНЧИЛ ДОКТОР, — ВАШ РЕБЕНОК РОДИЛСЯ В… В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ. — ХОРН ДАЖЕ НЕ КИВНУЛ. ОН СТОЯЛ И ЖДАЛ. — ВАШ РЕБЕНОК ЖИВ, ЗДОРОВ И ОТЛИЧНО СЕБЯ ЧУВСТВУЕТ, — СО ВСЕЙ СИЛОЙ УБЕЖДЕНИЯ СКАЗАЛ ДОКТОР УОЛКОТ. — ВОТ ОН ЛЕЖИТ НА СТОЛЕ. НО ОН НЕПОХОЖ НА ЧЕЛОВЕКА, ПОТОМУ ЧТО РОДИЛСЯ В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ[9]».
Я безумно горда, потому что покрасила целый коридор.
— Маша, вот мне вчера показали мастер–класс! — говорит Евгений Сергеевич. — Покраска, так сказать, тремя движениями. Вот смотри: берёшь, туда–сюда… Я сам это помещение красил. Три раза подряд. Так сказать, в одно жало.
Слышно, как И. Б. говорит по телефону.
— Макс! Понимаешь?! Если ты ещё раз сюда позвонишь, я позвоню на телефонную станцию и скажу, чтобы у тебя отключили телефон! Нет, я не буду говорить про глаза. Нет, потому что не буду. Слушай, Максим, или ты нормальный человек, у которого есть девушки и работа, или ты весёлый аутист, который говорит про глаза и про лётчиков. Ты понял? Нет, я спрашиваю, ты понял?!
Стук трубки.
Через пять секунд телефон звонит снова.
— Алё. Нет, Макс, до свидания. Потому что до свидания! Потому что я ещё в отпуске, понимаешь? Я хочу отдохнуть, это ты понимаешь? Нет, мне неинтересно слушать про цветное бельё. Кому–нибудь другому расскажешь про Сергея. А я не хочу. Всё, пока.
Звонок.
— Алё. Сказала — больше не буду с тобой разговаривать. До свидания.
Звонок. Телефон звонит минут пять. Наконец успокаивается.
Я с наслаждением вожу валиком по стене.
— Маша! — говорит Евгений Сергеевич. — Ты поменьше экспрессии. Покраска стен — это ювелирная работа. А ты как–то уж очень импульсивно. Это дело не терпит суеты.
Хлопает дверь. За дверью оказываются Лена с сыном Пашей. Они растерянно смотрят на нас.
— О! А чего это вы решили покрасить?
— Чтобы ты спросила! — кричит Володя из комнаты.
— А мы на занятия приехали, — говорит Лена.
— Лена! А занятия начинаются с октября!
Лена грустно разглядывает голубые стены. Паша уносится во двор.
Я задумываюсь и закрашиваю зеркало синей краской. Очнувшись, лихорадочно вытираю его грязной тряпкой.
Хлопает дверь.
— А мы на занятия, — говорит Миша, появляясь в проёме. Его дочь Настя застывает в изумлении при виде новых стен.
— А ты второй! — радостно кричит Володя из комнаты. — А занятия с октября.
— Ну потому что дураки же, — сокрушается Миша.
— Зато ты не один, — утешаю я.
— Водостойкие акриловые краски. Рекомендуется использовать при окраске помещений, — подытоживает Миша. — А чего это вы? А я вот шесть лет красил. И сейчас Настю оставляют в школе, потому что я вырезаю лазером дубовые листочки…
Настя легонько гладит меня по голове. Потом говорит:
— Нику дать! («книгу дать») — и идёт к полке.
Там она переворачивает всё вверх дном, раскидывает по полу раскраски, выбирает пять или шесть хороших книжек.
Коридор закончен. Мы любуемся. У меня зелёные волосы, синие руки и пятнистые штаны.
— Знаете, И. Б. Эти цвета оставляют такое странное ощущение. Успешности?
И. Б. смеётся.
P. S.
— Здравствуй, — говорю.
Бросается к маме с криком:
— Не хочу вежливый! Хочу невежливый!
Дорогой Лёва!
У Артёма приступ. Мне трудно понять, что происходит в его голове. Я представляю себе серую армию, берущую приступом крепость. Дрожат стены и трещат крепостные ворота. Я вижу грозовое море и ударяющие в воду молнии. Мне даже кажется, что я слышу треск электрических разрядов.
С утра Артём веселится и просится прыгать. Вдруг его лицо мрачнеет. Точно как перед грозой. Артём — человек, у которого внутри своя гроза.
Обычно она спит. Я не знаю, что будит её. Нужно быть очень осторожным.
Когда приступ, нужно накрыть лицо Артёма чёрной тряпкой. Тогда ему лучше. И ещё важна прохлада.
Через несколько часов гроза засыпает опять. Бабушка записывает время приступа: 15.32.
Дорогой Лёва!
Hikory Dikory dock,
The mouse ran up the clock.
The clock struck one,
The mouse ran down.
Hikory Dikory dock