Пришельцы прекратили сопротивление, сгрудившись посреди площадки обреченной толпой. Проиграв, они превратились в фаталистов. Не все ли равно, где погибнуть от удара палицы — тут, наверху, или в пещерах… Конец был один, и потерпевшие поражение с роковой неизбежностью попадали в котел. Правда, у некоторых, наиболее крепких, оставалась надежда занять места погибших айритов. Пещеры под скалой были довольно просторны и могли приютить и прокормить сотню взрослых и сотню детенышей. Бур же, весьма ревностно относившийся к своим обязанностям вождя, следил, чтобы племя всегда могло выставить не меньше семи-восьми десятков сильных бойцов.
Одинцов поднялся на ноги и помахал челем над головой. Женщины собирали оружие пришельцев, часть мужчин повела пленников к пещерам, остальные начали стаскивать в кучу тела убитых — главную ценность, которой побежденные могли поделиться с победителями. Бур, переваливаясь на коротких ногах, подошел к Одинцову. Судя по разинутой пасти, что означало улыбку, вождь был доволен.
— Хорошо. Четыре руки чужих… Там, — он махнул волосатой лапой направо, — две руки. Хорошо! — Бур мучительно сморщил лоб, вычисляя. — Шесть! Шесть! — Ударив себя в грудь, он разразился звуками, похожими на радостный хохот. — Шесть — идти, — переставляя два толстых пальца левой руки по ладони правой, Бур показал, как оставшиеся в живых враги бредут к Пещерам. — Остальные — лежать! Много, много — все лежать! — Вождь склонил голову к плечу и закрыл глаза, изображая мертвеца.
Он был очень неглуп, этот Бур, скорее даже умен — с точки зрения трогов, конечно. Он умел считать до ста, складывать и вычитать — тоже в пределах сотни, мог делить на два, на три и даже на четыре. К тому же он обладал твердым характером, физической силой и определенными тактическими способностями. Словом, лучшего компаньона в дальнейших странствиях трудно было бы желать, если бы не одна загвоздка: Одинцов люто ненавидел этого пожирателя человечины. Расовая неприязнь и предрассудки к этому не имели отношения, собственно, их у Одинцова не было, так как за время своей военной карьеры он больше дрался за черных и желтых против белых. Теперь вот дерется за волосатых, и, в принципе, они ничем не хуже негров… За одним исключением: ни сомалийцы, ни ангольцы не являлись каннибалами.
Но в спутники вождь не годился еще потому, что был начисто лишен любопытства. Он имел практический склад ума, принимал обстоятельства как должное и стремился извлечь из них выгоду, не думая о причинах, эти обстоятельства породивших. Хороший предводитель, но, в сущности, никудышный помощник в дальней экспедиции. Потому и сидел он на своей скале, наслаждаясь сытым благополучием, которым осчастливил племя стальной одинцовский клинок.
Однако шесть десятков пришельцев попали в плен… Шестьдесят трогов! Гораздо больше, чем после прежних схваток. Может быть, среди них найдется кто-то…
Остальные были мертвы. Бур сказал — много, значит, больше ста. Скорее всего, сотни полторы, прикинул Одинцов. Вождь выберет человек пятнадцать, чтобы компенсировать потери в этой великой битве, а прочие пойдут в котел. Итак, по целому свеженькому трупу на каждого айрита, включая грудных детенышей! Да им хватит этого на месяц! Воистину, великая виктория!
Он с отвращением скривился. Тела разделают и будут коптить, переходы, залы и камеры провоняют кровью — человеческой кровью! Бур устроит пиршество, станет совать ему лакомые куски, навязывать женщин… Женщины! Боже, спаси и сохрани! Эти мускулистые, волосатые и кривоногие твари — женщины!
Шагая к темному зеву главного входа, Георгий Одинцов вскинул руку, стиснул кулак и погрозил затянутым паром небесам, низко висевшим над Великим Зеленым Потоком, — небесам, откуда мстительные боги Айдена скинули его прямо в эту гнусную дыру. Кто же из них постарался? Мрачный Грим, один из Семи Священных Ветров Хайры? Или Шебрет, грозная злобная богиня? Кто сыграл с ним такую отвратительную шутку? Не иначе как сам пресветлый Айден, повелитель этого мира! Должно быть, хочет изгнать его прочь, в прежнее тело, в старость, которая не за горами, в ничтожество, в нищету… Но он не поддастся!
