Дмитрий уже пробудился совсем, застегнул кафтан, надел на голову шапку. Вот как! Значит, не приснился прыгающий сундук. Прыгал, стало быть, он!
— Сундук к стене подвинь! — ткнул пальцем на своё ложе Дмитрий и вышел из горницы.
Ещё пахло в городе свежеструганым деревом от только что отстроенных домов и лабазов, а базар по-прежнему был говорлив и богат. Новость, что в Москву едет великий князь московский, растревожила всех, и народ разноголосо гудел, проклиная пленение великого князя.
— Пусть назад убирается, супостат! — задорно орали купцы. — Теперь ещё и казанцы с нас дань запросят!
Даже холопы великого князя, люди вольные, понимали, что огромная дань задавит их.
— Девок татарове захотят с каждого двора! Мало им полона!
А тут ещё и князь Дмитрий Юрьевич к людям вышел. Проклинал Василия, псом его называл смердящим. Народ бунтовал, и выходило, что стольный город принадлежит Дмитрию Юрьевичу, а не его старшему брату.
Дмитрий, встав на бочку, орал прямо в толпу:
— Продал нас великий князь! Продал, как дворовых людишек! А мы люди вольные! Землю нашу Василий отдал татарам и в Москву их зовёт! Мещёрским городком сын казанского хана управлять будет! А сам Улу-Мухаммед в Москве сядет! Мало того, что татарове дань непосильную для нас просят, так им ещё и земли подавай! Люди, неужели вы такого князя пожелаете?!
— Не хотим!
— Тебя хотим, Дмитрий Юрьевич! Тебя хотим видеть на московском столе!
— Не пустим Василия в город. Пускай назад к татарам возвращается!
— Нечего ему было из полона уходить, пускай себе там и остаётся! — подхватывали другие.
— Братья! — срывающимся басом кричал Дмитрий. — То не я говорю, то Господь за меня молвит!.. Ночью сегодня земля тряслась, и она, родимая, не хочет Василия-супостата принимать! То сигнал нам Божий был! Знамение! Если мы Василия на Москву примем, то останемся без веры, Господь все церкви повалит, негде будет замаливать грехи. Неужели вы этого желаете, православные?!
— Запрём ворота и не пустим царя-ирода!
— Наш князь Дмитрий Юрьевич! — надрывались в толпе. — На московский стол хотим Дмитрия Большого!
Только за торговыми рядами кто-то пытался защитить Василия Васильевича:
— Не служили мы галицким и угличским князьям! Мы люди великого московского князя! Только перед ним нам и ответ держать!
— Взашей его! Взашей этого смутьяна с базара! — заорали вокруг.
Так и вытолкали строптивого с базарной площади, откуда голоса его поганого и не услыхать.
Дмитрий Шемяка ушёл, а боярин Ушатый ещё долго бродил в толпе и науськивал на великого князя:
— Золотоордынцам дань даём? Даём! А теперь Васька вернётся, так ещё и казанцам дань платить станем! Неужели этого хотите, православные? Если великого князя принять не захотим, глядишь, на одно ярмо меньше тянуть станем. А там и ордынцам хребет перебьём!
Мужики дружно поддакивали, но думали о другом: не было ещё в стольном граде такого, чтобы московиты своего князя не приняли. Приходил он с победой — его ждали и встречали праздничным трезвоном, возвращался с поля брани битый — колокола печально звонили. Москва была его вотчиной, в которую он возвращался для того, чтобы отлежаться, как это делает затравленный псами медведь; да ещё для того, чтобы собрать рать вновь и дать обидчику сдачи. Москва — это не своевольный Господин Великий Новгород, которому и сам московский князь не указ. Захотели новгородцы — приняли на княжение, захотели — выперли из города. А этот сход больше напоминал новгородское вече, которое вынесло князю суровый приговор.
Первый раз такое было — вошёл московский князь в город, а колокола стыдливо молчали. И не потому, что московиты затаили на государя обиду, просто не смогли узнать его среди многих нищих, которые, как и обычно, к обедне приходили из посадов к Благовещенскому собору.
Василий Васильевич шёл без шапки, с растрёпанными волосами, босой, поднимая избитыми о камни ногами серую дорожную пыль. Шёл смиренно, с покорностью, на какую способен только схимник или большой грешник. «Если хочешь быть великим, то должен пройти и через унижение, — вспоминал князь слова монаха. — Если сам Иисус Христос в Иерусалим въезжал на осле, так почему великому князю не войти в город пешком?»
