- Не думаю. Политиков не любит. Но, так или иначе, ему не повезло: кто-то захотел от него избавиться.
- Избавиться?
- Скорее всего, хотя я и не уверена. Перед тем, как он оказался в болотах, воспоминания теряются в своеобразном тумане. Чувствую, что там кто-то поработал: память затерли, причем затерли так, как сам ректор Аррасской Академии не сможет: нельзя даже понять сколько дней его жизни исчезло. И ни малейшего намека на то кто и зачем это делал. У меня серьезные сомнения, что кто-либо сможет ему вернуть тот небольшой кусочек воспоминаний, что у него отсутствует... Впрочем, большой или небольшой кусок - даже это вопрос. Память человека очень сложная вещь и на том месте может быть как несколько секунд, так и несколько лет воспоминаний.
- Выкинули в болота, стерли память. Все сходится: хотели избавится. Вот только что он узнал?
- Не совсем. Такой человек, как он, просто запаниковал бы и сгинул в болотах, как все, если бы... так же мастерски ему не заблокировали, пусть и на время, страх. Скорее всего это было какой-то отвар. Горечь во рту которую он испытывал, когда проснулся, у нее не совсем обычный привкус. Когда он путешествовал через болота, у него было неестественно приподнятое настроение, не было паники. Тварей болот притягивает страх, а он чувствовал себя королем жизни, потому все твари его и сторонились, считая очень опасным.
Так вот откуда у меня такое веселье было!
- Одно противоречит другому. Может быть, у него в голове есть еще сюрпризы?
- Если и были, слизень их окончательно закопал. Сейчас у него там полнейший бардак: слизень привнес немного воспоминаний от своей прошлой жертвы... и из всего этого там равномерная кашица.
- Он хоть язык знает?
- Два. Один родной, один иностранный какой-то. Наш ему привнес слизень, но пока он его освоит, пройдет время.
- Ох, не завидую бедолаге. Скоро он сможет нам что-либо рассказать?
- Возможно, уже сегодня, но чуть позже. Только я ему этого не позволю: ближайшие три дня он будет отдыхать. Любое нервное напряжение для него сейчас смертельно опасно. Я не думаю, что ближайшие дни с ним стоит вообще беседовать - пусть наведет порядок в голове. Я напою его снотворным и пусть поспит...
- Хорошо. Будем ждать. Меня раньше послезавтра не жди. Сегодня в ночь поедем и на весь следующий день.
- Куда двинетесь?
- Восточная оконечность болот. Второй и шестой отряды не справляются...
- Удачи.
- Тебе тоже, Мара.
Стукнула дверь, дунул ветерок. Один из говоривших покинул дом.
Я силился переварить информацию и не мог. Мозг работал неохотно, поминутно останавливаясь на той или иной мысли.
- Давно не спишь - от неожиданности я открыл глаза и сощурился от яркого света.
Я попытался ответить, но, как не прискорбно, говорить на новом для меня языке не получалось.
Перед моими глазами была женщина лет тридцати, с жутким шрамом на шее. Наверное, из-за этого у нее такой хриплый голос. Пепельные волосы спадали почти до пояса и среди волос, я к своему удивлению, заметил прядь седых волос. Зеленоватые глаза смотрели, казалось, сквозь меня.
- Лежи. Тебе надо отдохнуть. Вот, выпей - она поднесла к моим губам чашу с каким-то напитком, от которого ароматно пахло травами.
Я хлебнул и, не успел я допить напиток до конца, как провалился в глубокий сон без малейшего намека на сновидения.
Наверное, прошел не один и не два дня, пока я спал. Точнее спал я не все время, а с короткими пробуждениями, но разницы никакой тут, так как воспринимал я в моменты своего пробуждения очень мало и почти не помнил ничего. Однако с каждым коротким пробуждением я замечал, что мыслю все яснее, а мышцы болят все меньше. Я выздоравливал... Вот только чего в этом хорошего? Лично мне слабо представлялось, каким образом я смогу расплатиться за лечение, да и как буду жить. Если судить по подслушанному мной разговору дело принимало очень и очень странный оборот. Странно, что я вообще смог его запомнить.
В очередной раз, когда проснулся, я не получил еще одной порции сонного зелья, как я прозвал этот травяной напиток в момент вгоняющий в сон. На улице было темно, и освещен был только письменный стол, за которым сидела Мара. Тихо, не треща, горела лучинка и никакого вам электрического освещения, никаких столь привычных ламп дневного света... Не знаю, но при виде пламени что-то шевельнулось в моей душе: Всю свою жизнь я видел только яркий свет электрических ламп, яркий и, наверное, потому, мертвый. И каким же живым мне пламя свечи... Впервые наблюдал в себе такую склонность к философии, или лучше сказать к поэзии...
