Сколько себя помню, я был сравнительно угрюмым человеком, рассматривающим мир, как некое сочетание физических формул и не более. За это меня и не любили... Родителям я казался "шизиком", как и все физики. У них это вызывало ко мне вечно жалость, словно к убогому, что меня, разумеется, бесило, так как убогим я себя не считал. По началу конечно. Потом я это стал расценивать как комплимент. В среде одногрупников я хоть и слыл маньяком, но человеком "своим в доску". Причем эта моя склонность видеть мир под полностью материалистическим углом иногда достигала таких крайностей, за которые любая психбольница предложит мне койку. Эмоции и чувства никогда не занимали в моей жизни важной роли, хотя я и не был лишен их. Скорее они жили своей жизнью, а я своей. Хотя, если положить руку на сердце, рыбалка, шашлычок, да костерок кого угодно настроят на философский лад, я не был чужд этого. Но вот так расчувствоваться при виде небольшой лучинки было точно не свойственно.
До сих пор не могу понять как, но Мара читала мои мысли, словно раскрытую книгу и ей не нужно было даже поворачиваться ко мне, чтобы понять, что я не сплю.
- Проснулся - это скорее был не вопрос, а утверждение.
Я хотел согласиться, но вместо слова, которое должно было быть произнесено, вырвалось мычание. Разумеется, согласиться я хотел не на русском, а на том языке, который осел у меня чудесным образом в голове и на котором, как мне казалось, я могу спокойно изъясняться. Казалось. Забавно, но та пакость, что даровала мне знание местного языка, не позаботилась об устной речи. Нет, я знал, как надо произносить каждое слово, вот только язык упорно не хотел становиться в нужное положение.
- Язык прижимай сильнее к небу, второй звук немного приглушай - подсказала Мара, прочитав, разумеется, мои мысли.
Раза с пятого вышло. Поить снотворным меня не спешили. Может быть, собираются намекнуть про то, что платить за лечение мне нечем и рубли тут не берут?
- Пусть это тебя не беспокоит - произнесла Мара, опять прочитав то, что я лишь подумал.
С горем пополам я смог что-то пробурчать в ответ. Устная речь мне давалась нелегко. Словно приходилось заново учиться говорить.
- Думаю, ты скоро научишься сносно говорить. Дело практики, так как знания языка, хорошие, хоть и порядком устаревшие у тебя есть.
- Что со мной произошло? - коряво, с ошибками спросил я.
Думаю, что причину "древности" моего словарного запаса предстоит выяснить позже. С другой стороны, устаревший словарный запас лучше, чем вообще никакого. На безрыбье, как говориться, и рак рыба.
Мара опять сначала поправила меня, потом только начала отвечать на вопрос.
- Когда ты бежал сквозь болота, ты подцепил так называемого слизня, тварь достаточно редкую, обитающую болотах. Их не так много, но живут они веками. Ты ведь заметил, что твое тело показывало чудеса, при всем притом, что ты, как я, уж прости, прочитала у тебя в голове, никогда не уделял должного внимания физическим упражнениям?
Я кивнул. И это прочитала.
- Слизень прилепляется к спинному мозгу жертвы, обычно в районе шеи, после чего просто снимает все ограничения с тела. На некоторое время он становится частью тела, даруя своей жертве свободу от всех тех незримых нитей, что опутывают каждое живое существо.
- Ну и дрянь! Вот он, какой комарик оказался! - сказал я на русском, так как точного перевода не было. Все равно Мара прочитает смысл фразы у меня в голове.
Получается, тогда на болотах меня не комар укусил - их тут нет просто!
- Всякое живое существо зачем-то, но нужно. Оно незримый кирпичик в равновесии природы. Никогда не надо об этом забывать. Обычно твое тело защищает себя усталостью, то есть не дает тебе перегрузить себя. Слизень же снимает все ограничения, давая тебе возможность загнать себя. Притупляется чувство боли, усталости, повышается настроение...
- На долго ли?
- Не очень. Через шесть-восемь арков слизень начинает размножаться и просто сжирает все, что может. Грубо говоря, от твоей головы остается пустой череп, из которого выползают с десяток молоденьких слизней.
