— Сказать по правде, не знаю, собрано ли достаточно данных. Но я не стал бы это серьезно обсуждать.
— Наверное, — соглашается Джулиан. — Позволь спросить, если бы к Джунипер попала пробирка с твоей кровью и медвежья шерсть, то ты захотел, чтобы она кому-то все это показала?
— Да, но я недостаточно ее знаю, чтобы утверждать, что она стала бы…
— Поверь, стала бы. Присылай.
— Хорошо. — Что угодно, лишь бы от этого избавиться.
— Ты уже говорил с ее матерью? — опять спрашивает он.
Это его «уже» звучит странно. Можно подумать, что это мой долг. Дерьмо. Конечно, я должен позвонить. Какой же я засранец. Это так по-человечески — позвонить и выразить соболезнования. Но я сомневаюсь.
— Еще нет. Ищу ее номер.
— Полиция тебе его не дала?
Я даже не подумал спросить.
— Я… Прямо сейчас этим займусь.
— Я его тебе скину. Я сам позвоню немного позже. А тебе бы хорошо с этим не медлить. Все-таки ты ее любимый преподаватель и так далее.
Любимый?
— Конечно. Прямо сейчас и позвоню.
— Договорились. Я пришлю курьера за образцом. У меня есть лаборатория, делающая все быстро, потом расскажу подробнее.
Джулиан, как всегда, чертовски предусмотрителен.
Мы прощаемся, и я смотрю на номер телефона матери Джунипер. Как выразить свои чувства словами? Как объяснить, почему это случилось именно по моей вине? Я знаю, что сидение здесь в темноте не приблизит меня к ответу. Я набираю номер, надеясь, что хотя бы раз в жизни отыщу правильные слова в правильный момент.
— Алло. — Голос матери Джунипер звучит немного напряженно, но все еще уверенно. Для нее кошмар начался несколько дней назад, когда Джунипер пропала. Наверное, истекшее время позволило ей хоть как-то свыкнуться с неизбежностью.
— Здравствуйте, это Тео Крей. Несколько лет назад я был преподавателем вашей дочери. Хотел принести вам соболезнования. — Совершенно бессмысленное слово, но я не представляю, чем его заменить.
— Профессор Тео? — Ее голос становится громче. — Спасибо, что позвонили. Это много для меня значит.
— Не знаю, говорили ли вам об этом, но я сейчас нахожусь в том же районе. — То, что сначала в жестоком убийстве вашей дочери заподозрили меня, мы опустим.
— Да, я знаю. Джунипер об этом упоминала.
— Вот как?
— Да. Она следила за вашими исследованиями. Излишне говорить, как сильно вы ее вдохновляли.
Я?
— Она была замечательной студенткой.
— Она вам когда-нибудь говорила, что это благодаря вам она не бросила учебу?
— Гм… Нет. — Она вообще ничего мне не говорила, потому была для меня не более чем фамилией из списка для переклички.
— У нее был сложный период. Проблемы с женихом, годом раньше умер ее отец. Это был напряженный период. Она говорила, что вы вселили в нее надежду. Она хотела быть похожей на вас.
Походить на меня? Социально невежественного наблюдателя?
— Спасибо, приятно слышать. Мне нечасто это говорят. — Правильнее было бы сказать «никогда».
— Уверена, вы скромничаете. То, что вы позвонили, много значит…
На самом деле ей следовало бы на меня наорать.
— Я просто хотел… Мне очень жаль. — Мой голос срывается. — Мне бы хотелось быть лучшим учителем. Жаль, что я не сказал ей о необходимости быть осторожнее. Простите, миссис Парсонс. Зря я вам это говорю.
— Ничего. Я стараюсь привыкнуть к тому, что… — Мне слышно, как она пытается сдержать слезы. — Она была моей маленькой девочкой. Теперь ее нет.
— Мне очень жаль… — Я глубоко вздыхаю, шмыгаю носом.
— Доктор Тео, почему она оказалась там одна? — Сначала ее тон был сердечным, потом сдержанным, теперь он отстраненный.
— Не знаю. Не знаю даже, чем она здесь занималась. Жаль, что я не потратил еще немного времени, рассказывая, как важна осторожность. — Мне стыдно, что я ее осуждаю, и я сразу иду на попятный. — То есть… Я хочу сказать, что…
— Она всегда помнила об осторожности. В летние месяцы она работа в Йеллоустоне, в лесничестве. Часто встречала медведей и всегда знала, что нужно держаться подальше. Наверное, единственный раз, когда не посмотрела, и вот…
Я впервые слышу, что Джунипер работала в лесничестве. Выходит, она была подготовлена лучше, чем я думал. Теперь мне вдвойне стыдно, что я объяснял ее гибель беспечностью. Приписывать несчастье других их собственным оплошностям — предосудительное самоутешение. Наверное, она имела больше навыков выживания в поле, чем я сам. Тем бессмысленнее и необъяснимее ее гибель. Сейчас не время спрашивать, но я должен знать.
