Охота на выбивание - страница 60

— Деда, говоришь? А не врешь? — голос у коллекционера был специфичным, с интонациями ржавых воротных петель.

— Да точно, точно, — писклявым голосом зачастил парнишка, зябко передергиваясь всем телом, и подпрыгивая от холода с ноги на ногу. — Дед у меня крякнул, а медали и ордена остались.

— И не жалко? — спросил нумизмат. Рыжов, пристроившийся, якобы, рассматривать на соседнем лотке зимние шапки, увидел в руках покупателя орден Красной Звезды.

— А что, все равно мамка с папкой их пропьют, — пояснил мальчишка. — Лучше я на эти деньги себе беляшей накуплю. Да, вон и цирк в город приехал, тоже хочу сходить.

— А у тебя еще такие есть? — поинтересовался Монета.

— Да, там много! Этот вот самый плохой, старый орден. А есть много новых, блестящих!

Монета усмехнулся. Не сдержал улыбку и участковый. Они то знали, что орден времен Отечественной войны стоит гораздо дороже тех блестящих побрякушек, что дают ветеранам к очередной годовщине победы.

— Ну, хорошо, возьму я их у тебя, — проскрипел Монета. — На вот тебе пятьдесят рублей, неси все остальное.

Рыжов в это время думал, что ему сейчас делать? Взять этого пацана за шкирки? А вдруг у него действительно орден его деда? А если это, в самом деле, награды Матвеича, то, что он сможет сделать с пацаном? Задерживать его — воплей и визга не оберешься. Пацан, при всей своей тщедушности и молодости смотрелся маленьким бомжем, а значит, опыт в таких делах как общение с милицией за его плечами должен был быть колоссальным. Они еще и притворяются при этом так, как не притвориться никто из взрослых.

— Здорово! — восхитился пацан, и зачастил. — Я через час приду, принесу еще!

Он отбежал в сторону, но не очень далеко, встал в очередь за беляшами. Рыжов же подошел к нумизмату.

— Чем интересуетесь? — проскрипел тот. — Монеты, марки, значки?

— Да нет, орденами я интересуюсь. Особенно тем, что ты только что получил от этого пацана.

Михалыч сунул под нос поскучневшему скупщику свое удостоверение, и получил из рук того орден. Рыжов тут же достал из кармана очки, и бумажку со странными записями. Вчера он потратил больше часа, но разобрал все наградные листы, и переписал все номера боевых наград старого механика. Номер на обратной стороне ордена совпадал с номером в списке Рыжова.

— Так, как тебя зовут-то, я забыл? — спросил он коллекционера.

— Павел.

— Вот что, Павел. Этот орден я у тебя изымаю, он проходит по делу об убийстве. Я сейчас отлучусь, но потом подойду. Если этот пацан придет без меня, то постарайся побольше задержать его разговорами. Ясно?

— Хорошо, попробую, — согласился тот. — Только долго не задерживайтесь, я уже уходить хотел.

Рыжов выбрался из толпы, думая о том, кого ему привлечь к этому делу. Надо было ждать пацана с остальными наградами, потом проследить, куда он пойдет. Но раздумья Рыжова кончились в тот момент, когда он неожиданно увидел впереди себя того самого пацана, жующего горячий беляш. При этом еще два лежали у него в пакете. Мальчишка предавался этому делу так самозабвенно, что участковый решил попробовать проследить за ним сам. Он еще похвалил себя за то, что в этот раз одел гражданку. Собственно, больше заслуга в этом была его жены, бросившей в спиральную машину единственные милицейские брюки участкового. Выше пояса он как раз был при полном параде, в кителе, милицейской рубахе и галстуке.

К удивлению Рыжова пацан направился в его район. Остановившись около одного из домов, он торопливо доел последний беляш, и скрылся в подъезде дома. И дом, и сам подъезд были крайне неблагополучными, но Рыжов как-то сразу понял, к кому, и в какую квартиру идет мальчишка. На первом этаже участковый притормозил, подождал, когда сверху стихнет стук, и заскрипят несмазанные петли двери.

— Пришел, сученок?! Я тебе сейчас уши откручу, козел! — донеслось до ушей участкового, а потом мальчишка настолько резко завизжал, что Рыжов сразу понял, что невидимый ему мужик выполнил свою угрозу.

— Больно! Больно! — надрывался парнишка.

Участковый торопливо поднялся наверх, и обнаружил, что дверь в квартиру Сычихи осталась чуть приоткрытой. Дверной засов, которым пользовалась старуха, торчал в закрытом состоянии, но делать сразу две вещи: крутить уши пацана и закрывать дверь, у воспитателя не получилось. Поэтому Рыжов потихоньку вошел в прихожую, и затаил дыхание. Пацан по-прежнему орал свое: — Больно-больно! Отпусти! Я больше не буду! Отпусти!