— Да, надо их искать, твоих шакалов. Это не дело жить вот так, под прицелом. Надо заняться этим делом с самого начала. Хорошо?
— Конечно. Тем более что я получил от своего руководства приказ бросить все, и присоединиться к следственной группе. Негласно, конечно.
Шалимов обрадовался.
— О, это хорошо!
Он обернулся к Ольге.
— Юрка у нас тот еще волкодав. Он если кого зацепит, то не упустит точно. Давайте начнем с начала. «Дубки», состав охотников, протоколы осмотра тела, и прочее.
— Есть даже видеозапись, — вспомнила Ольга.
— Отлично. Неси ее сюда. Тут и поглядим.
Когда на экране телевизора появилось изображение, Юрий пытался найти знакомые события, или лица, но потом понял, что тут что-то не то. Это была какая-то другая запись, тоже на охоте, но явно не в тот день. Длилось это все секунд тридцать, потом изображение пропало, появилось снова, и в кадре сразу стали видны ноги убитого.
— Проводит осмотр тела… — Юрий с трудом узнал свой голос. В записи он звучал совсем по-другому.
— А почему так мало крови? — спросил Шалимов.
— Его убили в машине, потом будут там кадры, там весь пол и сиденья в крови. Она вытекла вся там, тут и нож сухой.
— Странно, когда нож оставляют в сердце, крови обычно, гораздо меньше. И вытащил ты его легко. Мне кажется, если его там убили, и там так много крови, то сюда его притащили для того, чтобы его быстрей нашли. И нож вставили потом заново. А этим ножом убили его?
— Если не этим, то очень похожим, — доложила Ольга. — Длинна разреза, глубина, все совпадает. Кстати, сегодня пришел анализ на наличии крови на одежде Зотова. Так вот, там есть только кровь его самого, и уток.
Просмотр и обсуждение длились часа два. Потом они до шести часов вечера сидели в кабинете, ломая голову над тем, как заставить убийцу оставить неопровержимые улики. А в семь часов вечера, зазвонил телефон. Шалимов, подняв трубку, удивленно передал ее Астафьеву.
— Вас, господин Астафьев.
— Юрий Андреевич? Это Собанин вам звонит, — услышал в трубке Юрий.
— Здравствуйте, Петр Иванович!
— Вернулся я только что с «Дубков», кое-что я там нашел интересное…
Рыбинспектор рассказывал долго, и Юрий слушал все это, не шелохнувшись, так, что Ольга с удивлением посматривала на него. Когда же Юрий, поблагодарив, положил трубку, то Астафьев опередил ее, и сказал главное: — Все, я кажется, знаю, кто и как убил Сомова. И есть кое, какая задумка.
Перед тем, как выйти из прокуратуры, Ольга остановила Астафьева.
— Так, куда мы сейчас едем?
— Как куда, ко мне.
— Не хочу я к тебе ехать, — отрезала Ольга. — Где гарантия, что к нам в окно граната не влетит? Едем ко мне, в Железногороск.
— В твою новую квартиру?
— Ну, там мы будем ночевать, — согласилась она, — может быть. Но сначала заедем к нашим.
— Это еще зачем? — с подозрением спросил Юрий.
— Да ты не бойся, не собираюсь я показывать тебе родне как жениха. Просто у мамы сегодня день рождения, вот и надо ее поздравить.
Юрий лихорадочно придумывал возможные причины увильнуть.
— Слушай, куда я с такой мордой к таким людям, — он махнул рукой в сторону своего пластыря. — Еще милицию вызовут, и сдадут.
Но Малиновская тут же пригрозила.
— Учти, я тебя одного не оставлю. Так, что, если мы не поедем к матери, то это все будет на твоей совести.
"Все, капкан", — подумал Юрий, но согласился.
— Хорошо, уговорила.
Перед тем, как выйти на улицу, она выключила лампочку над крыльцом прокуратуры, и заставила Юрия заглянуть с фонариком под брюхо машины.
— Да, еще неделя в таком режиме, и мы окажемся если не в морге, то в психушке, — сказал Ольга, трогая машину с места.
На следующее утро они долго ехали в Кривов молча, потом Ольга не выдержала, и спросила: — Ты что такой хмурый? Родители мои не понравились?
— Да нет, все было хорошо. Милые, интеллигентные люди. Не выспался я сегодня. Сон плохой приснился.
— Какой? — Оживилась она. — Я люблю сны разгадывать.
— Любишь? Ну, тогда слушай. Сниться мне, будто я на охоте опять. И там все те же действующие лица: Сомов, Максимов, Зотов. Ну, вся эта компашка. Поболтали, выпили, разошлись по местам. Я стреляю в утку, она падает. Я стреляю два, три раза, и каждый раз утка падает. И все они как-то рядом падают, метрах в пять от меня. Потом, думаю, надо забрать их, то унесет еще. Иду туда, беру утку, и думаю, что это она такая тяжелая. Глядь, а это не утка в руках у меня, а голова Сомова. Лысая, мокрая, и смотрит на меня, не моргая, с этими, — он покрутил пальцем возле глаз, — лужицами воды. Но я чувствую, главное, что она живая, теплая. Я ее бросил, назад шаг сделал. Смотрю — а там везде не утки плавают на воде, а головы. Максимова, Юрки, Прокопьева.
