– Спасибо!
Я побежала дальше, до винного рынка отсюда было совсем недалеко. Ночью отбушевала гроза, день выдался прохладный, а теперь еще и мелкий дождик заморосил. Промокнув до нитки, я добралась до дома Эльзбет и вошла через открытые ворота во двор, где Рупрехт, сидя под навесом, проверял только что сделанную винную бочку. Вокруг стоял такой шум, что не было слышно, доносятся ли из дома какие-то звуки.
– Ребенок уже родился? – взволнованно воскликнула я. Я еще никогда не присутствовала при родах, и мне вдруг стало страшно.
Рупрехт поднял на меня взгляд. Он казался уставшим, на щеках темнела щетина, от него несло потом.
– Опять ты? – Он недовольно поморщился.
– Ответь, пожалуйста!
– Мне-то откуда знать? Зайди в дом. Сколько еще вы, бабы, будете отвлекать меня от работы?
Помедлив, я вошла в узкую прихожую и поднялась по лестнице в комнату Эльзбет под крышей. Еще на полпути я услышала крик боли, от которого у меня кровь застыла в жилах.
Дверь в спальню оказалась приоткрыта, и я ворвалась внутрь. Эльзбет, мертвенно-бледная и измученная, сидела на полукруглом родильном стуле, со стоном вцепившись в подлокотники. Одета она была в длинную белую рубашку. Гертрауд, повитуха, сидела у ее разведенных ног, ощупывая огромный живот.
– Отдышись спокойно, иначе ничего не получится, – пробормотала повитуха.
Обе не заметили, что я вошла в комнату. Подойдя к стулу, я погладила Эльзбет по руке. Кожа была холодной как лед.
– Как ты? – смущенно спросила я.
– Мне… так больно!
Уже через мгновение она изогнулась и опять испустила крик.
Больше всего мне хотелось зажать уши. И как только женщине выдержать муки родов?
– Святая Доротея! Ребенок лежит неправильно! – воскликнула Гертрауд.
– Что это значит? – Мой голос дрогнул.
Не ответив на вопрос, повитуха жестом попросила меня помочь.
– Мы уложим ее на кровать, а ты проследи, чтобы она не сгибала ноги. Мне нужно повернуть дитя в утробе.
– Так можно?
– Не трать время на расспросы, помоги мне.
Пока мы вдвоем перетаскивали Эльзбет на кровать, я мрачно думала о том, что Рупрехт спокойно делает свои бочки во дворе. Вопли Эльзбет сменились душераздирающими стонами. Я почти пожалела о том, что пришла. Даже в худших кошмарах я не представляла себе, что роды проходят именно так.
По указанию повитухи я всем весом навалилась на колени Эльзбет, удерживая ей ноги, и заметила компрессы из трав, наложенные на верхнюю часть обоих бедер. Я слышала, что такие компрессы должны ускорить роды, но, похоже, они не очень-то помогали.
Тем временем Гертрауд, нависая над моими плечами, начала правой рукой давить Эльзбет на живот, левой орудуя у нее внутри. Я отвернулась и стала смотреть на клочок серого неба в открытом слуховом окне. Стоны Эльзбет утихли.
– Готово! – сказала повитуха. – Можешь отпускать.
Мне показалось, что до этого прошла целая вечность. Мы осторожно помогли роженице встать с кровати и вернуться на родильный стул. Уже вскоре схватки продолжились.
– Давай, Эльзбет! Тужься изо всех сил. Теперь ребенок может родиться.
По просьбе Гертрауд я встала за спиной подруги и подхватила ее под мышки, помогая приподняться. Я все уговаривала Эльзбет не бояться, но дело не двигалось. Схватки накатывали и отступали, иногда сильнее, иногда слабее. В перерывах между схватками мы водили Эльзбет по комнате, чтобы разогнать кровь по ее телу. К ее крикам я уже привыкла, но чем больше часов проходило, тем сильнее я беспокоилась.
– Что, если ребенок не выйдет наружу? – шепнула я повитухе. – Что, если… ему там слишком тесно, внизу?
– Такого не бывает! Если малыш лежит правильно, конечно.
Но, похоже, и Гертрауд уже волновалась. Она все время давала Эльзбет по глотку отвара для ускорения родов, который сама приготовила, и каждый раз взывала к ребенку: «О дитя, живое или мертвое, яви себя! Иисус велит тебе явиться на свет. Родись волею Христовой, с Христом и во Христе!» И трижды повторяла загадочные слова: «Rex pax nax in Cristo filio suo[71]. Аминь».
К вечеру схватки усилились настолько, что Эльзбет едва не потеряла сознание. Я как раз зажгла обе коптилки, когда Гертрауд приказала мне принести с кухни ведро теплой воды, гревшееся у печи.