— А как тебя зовут? — спросила девушка. — Меня Джина.
— А меня Саша, — сказал Калинов и церемонно поклонился.
— Зачем ты сюда пришел?
Вопрос был задан в лоб, и Калинов слегка опешил.
— А зачем сюда ходят? — спросил он.
Джина вздохнула.
— Кто зачем, — ответила она, печально улыбнувшись. — Одни приходят потанцевать, другие покупаться. Или просто поговорить…
— А разве потанцевать нельзя дома? — спросил Калинов.
— Конечно, можно… Только здесь гораздо интереснее!..
— Почему?
Девушка снова улыбнулась, на этот раз без печали.
— Скоро узнаешь, — сказала она. — Пошли в лес?
Калинов с сомненьем посмотрел на далекие купы деревьев. Синее солнце палило нещадно, и тащиться под его лучами по открытому пространству совершенно не хотелось.
— Жарко, — сказал он Джине. — Пока дойдем, расплавимся.
Джина расхохоталась. Словно колокольчики зазвенели.
— Чудак, — сказала она сквозь смех. — Ты же ничего не знаешь… Давай вместе.
Она взяла его за руку теплой ладошкой, и Калинов содрогнулся. Нечто давно забытое, потерянное в череде прожитых лет пронзило его сердце, и оно вдруг заныло, переполнилось сладкой тоской, и внезапно захотелось заплакать, заплакать так, чтобы мир захлебнулся в его слезах. И чтобы из этого соленого моря родилось что-то новое, до боли юное, кристально-чистое…
Откуда-то обрушился на Калинова ураганный ветер, промелькнуло нечто неясное, и Калинов обнаружил себя стоящим в лесу среди огромных — ствол в три обхвата — деревьев. Джина была рядом и по-прежнему держала его за руку. Глаза ее сияли.
— Испугался?
— Что произошло? — спросил Калинов.
— Ничего… Ведь мы хотели в лес. Смотри, какой страшный лес!
— Разве он страшный? — удивился Калинов. — Вполне ухоженный, я бы сказал даже, домашний лес. Как парк…
Джина выпустила его руку из своей.
— Какие дурацкие слова ты говоришь! — сказала она с отвращением. — Как моя мама… Вон смотри, какое дерево. Как сказочный дракон, правда?
Калинов оглянулся. Там, где только что стоял великолепный, рвущийся в небо кедр, извивалось что-то зеленое, непонятное, покрытое странной стеклообразной чешуей. Среди зелени сверкнула ярко-красная пасть, и послышалось змеиное шипение.
Вокруг все изменилось. Не было больше привычных глазу кедров, сосен и елей. Повсюду кривыми стрелами лезли из земли незнакомые черные деревья с серой листвой. Словно скелеты доисторических ящеров… Они окружили Калинова со всех сторон, и над ними нависло черное небо, и было совершенно непонятно, откуда же брался этот сумрачный, тоскливо-серый, но все-таки дневной свет.
Мир наполнился оглушительным рычанием и грохотом. В этом невероятном шуме сквозило что-то явно знакомое, и Калинов вдруг понял, что это многократно усиленный стрекот видео рекордера, вделанного в пуговицу его рубашки, и испугался, что Джина сейчас тоже поймет это. И тут же грохот исчез. Наступила пронзительная, бьющая по ушам тишина, и в тишине этой весело зазвенели хрустальные колокольчики.
Калинов обернулся. Джины не было, только где-то вдалеке, за этими черными фантасмагоричными деревьями-скелетами медленно таял ее смех. Калинов бросился в ту сторону, где растворился звон колокольчиков, и тут впереди, в пяти шагах от него, со свистом вонзилась в землю полуметровая стрела. Калинов замер и, ничего не понимая, смотрел, как вибрирует ее оперение.
— Стоять, малыш! — произнес чей-то тихий голос.
Калинов медленно повернул голову. За огромным дубом стоял парень в джинсах и безрукавке. Это был Игорь Крылов, сын Нонны. Он двинулся к Калинову, держа наготове арбалет. Левый глаз его украшал солидный синяк.
Вокруг снова был обычный земной лес. И голоса птиц, разносившиеся по нему, были знакомы с детства. Только солнце, лучи которого с трудом пробивались сквозь плотные кроны деревьев, было густо-оранжевого цвета. Как апельсин.
Крылов подошел поближе, не сводя арбалета с Калинова, выдернул из земли стрелу и сунул ее в колчан, висящий у него за спиной.
— Чего тебе надо? — спросил Калинов.
— Какой шустрый мальчик! — произнес Крылов. В голосе его послышалась издевка. — Не успел появиться, а уже к девочке. К чужой, между прочим, девочке…
