Володей аккурат шагал мимо Санькиной отсидки. Нес он тогда за пазухой только что найденного Шайтана. Кутенком этим и послабил он девчаткину настырность.
В тот самый раз и нашла Выдерга себе верного, неразлучного друга.
А когда у Куманей подрос сынок Никиток, так и его эта дружба заманила в свой неширокий, да неразрывный круг. Девка прямо-таки заболела крепким согласием. И сколь Дорофей Мокрый ни приступал лечить ее от столь привязливой хвори, зря только хлысты ремкал…
Как-то случилось раз, что лекарь шибко великую дозу “микстуры” племяннице прописал — забежала леченная от той примочки в такую тайгу, что и выплутаться из нее не сумела…
Так вот кабы не Шайтан, нам бы с вами сейчас, может, и разговор бы не о чем было вести.
Отыскал пес другиню свою в замшелом урмане, чуть ли не волоком ее изголодавшуюся доставил до Куманей, а уж оттуда Володей да со своею красавицей Андроной не захотел бедолагу до лавошника отдавать. На Дорофееву злую упреду, что, де, наведет вам Санька полный двор чертей, Володей ответил:
— И черти от бога. А вот от твоего святого догляду нет ни спасу ни ладу…
— Вот, вот. Спаси ее, спаси, только вперед не голоси, — сказал тогда Дорофей-лавошник.
Тут и пойми, кто вернее чертей скликал? Через три дня, после Дорофеевой сказки стряслось такое, что вся деревня задохнулась. Вобрала деревня в себя воздух от изумления да и приняла за истину, что Санькино рождение случилось не для добра. А дело в том, что Володей Кумань пропал в зыбунах! Шайтан с ним был, и Шайтан не воротился.
— Вот она, Куманева жалость — спихнула разбежалась, — изрек на тот случай Дорофей, и овдовевшая Андрона уже не смогла огородить Саньку ни от плети, ни от клети…
Да и где ж было Андроне чужой бедою бедовать, когда своим горем затопило ее до макушки. В половодьи том нашла она себе одно лишь занятие — у болота с Никитком ходить, Володея больным голосом кликать…
— Ох ли уманят зыбуны кликунью в свою глыбокую котловину, завлекут страдалицу! — пророчили на деревне бабенки.
И опять сбылось предвестие: сама Андрона ушла по июльским травам в логовину болотную и Никитка с собою увела.
Попричитали, поплакали бабенки, поохали у Куманева двора, окна в доме ставнями поприкрывали, ворота наглухо заперли и разошлись по своим заботам — жить, как жили. А вот что бы да кому бы кинулась в голову задумка — пойти поискать загинувших на болоте… Даже росинка маковая не блеснула…
Кроме непролазных трясин была тому еще одна причина. Дело в том, что на Куманьковом болоте с недавнего времени поселился туман. Обычная его пелена и в прежние годы нередко устилала провальную эту нетронутость. Но в последнюю пору она устоялась такая густущая да вязкая, словно муть ее прорвало из самой преисподни. Прям не туман, а какой-то кисель молочный.
Еще большая его странность состояла в том, что ни зазывными летами, ни кристальными зимами, ни веснами лебяжьими или бы хлизкими осенями в уютной низине-логовине туман тот никакими ветрами взять не могло.
Деревня о нем судила так: на Куманьковой, дескать, топи да нечистая сила устроила кашеварню. Что, де, черти поселились под самым днищем болотного котла и зачали там держать постоянный огонь. Приставлены, де, рогатые парить безотрывно вонючее снедало64, чтобы кормить им на том свете грешников…
Чего уж там корить людей за то, что ни один не сунулся в экое сатанинское варево?
Только опять да вдруг, денька ежели так три — четыре отчесть от Андрониного ухода, под самый вечер, ведет забота старого шорника Свирида Глухова вдоль болотной логовины, по гривке, да из соседней деревни домой. Плетется поживший неторопливо да мимо скоможного65 выпаса да видит… Дедок Свирид подслеповатым был. Вот и видится ему, сыздаля-то, ровно бы чей телок у самого у болотного тумана и домой направляться не думает. Тогда и пала на шорниково сердце забота — пугнуть животину от поганого места, не то прямой убыток может кому-то из деревенских случиться. Бывало уже такое.
Дед Свирид — из добрых добрец, полез ежевичником да напрямки до чужой нужды.
И тут!
Вот те нам, да наше вам!
Взамен ожидаемого телка, видит старый: Шайтан собственной персоной у болота стоит, с лапы на лапу перепадает, языком бедняга дышит — настолько устал. А рядом с ним, в росной при закате траве, Никиток распластался — чуть живой! Оба в грязище болотной — глядеть страшно! Да измождены! Кажись, помедли чуток — домой уже не доставишь.
