— Как холодно было нынче ночью!
— Да, месье, холодно, — спокойно ответила она.
— А господи барон показался мне усталым сегодня…
— Господин барон сильно устает от заседаний Сената. Господин барон вкладывает во все это слишком много сердца.
— О да! Например, дело Нуара-Бонапарта никак не перестанет волновать его!
— Придерживаюсь вашего мнения, сударь.
Решительно ее ничем не собьешь с тона!
— Интересно, что вы думаете по поводу казни Троппмана, мадемуазель? — попробовал я на время сменить тему.
— Ничего не думаю, месье. Преступник заплатил за содеянное. Это в порядке вещей.
— Но принц Пьер Бонапарт — он же не будет приговорен к смертной казни! — теперь я попробовал вернуться к своему.
— Разумеется, нет, — все так же бесстрастно реагировала на мои восклицания Изабель.
— И вы находите это справедливым?
— Это не мое дело, сударь, и у меня нет мнения по этому вопросу. В мои обязанности не включено требование интересоваться чем-либо, что происходит за стенами этого дома. Все, что я знаю, — это заповедь Господня «не убий»: никто не имеет права лишать жизни себе подобных. По заповедям Господним, ни для какой насильственной смерти не может быть оправдания. И даже если люди вас обелят, Всемогущий вас отринет…
Вот те на! Последняя фраза пепельной барышни глубоко задела меня. Неужели Господь осудит мое намерение отомстить за гибель Пушкина? Приговорит меня к вечным мукам? Но разве может Бог, бесконечно мудрый Бог, встать на защиту жизни и состояния убийцы, а у меня, исполняющего акт возмездия, отнять свою поддержку? Нет! Изабель Корнюше просто дура, просто тупица, она не видит дальше странички своего молитвенника!.. Она превратила Бога в какого-то вульгарного счетовода, который только и делает, что двигает туда-сюда черные и белые костяшки, а мой Бог — великий философ!.. Экономка, видимо, догадалась, что раздражает меня, потому что, прошелестев юбками и спрятав глаза, выскользнула за дверь.
Я снова погрузился в свои бумаги, на душе было скверно. «Осталась еще почти неделя», — думал я с ужасом и нетерпением. Придя к Жоржу Дантесу, чтобы, по традиции, показать ему перед уходом свою работу, я впервые испытал странное ощущение, будто общаюсь с трупом. Он был уже мертв, но обращался ко мне, как живой.
— Я еще раз подумал насчет мемуаров, — сказал барон, — и понял, что это было бы забавно… Пожалуй, предоставлю в ваше распоряжение кое-какие документы, касающиеся моего происхождения, моей семьи. Вам должно будет их просмотреть, описать и классифицировать. Это, конечно, потребует времени, потому надо бы вам приходить сюда отныне каждый день. Естественно, жалованье ваше будет увеличено. Как? Устраивает ли вас, сударь, мое предложение?
Его предложение превосходило все мои надежды… Он попался в ловушку!.. Он сам, сам очертя голову полез в расставленный для него капкан!
Я, внутренне ликуя и, кажется, даже не умея этого скрыть, воскликнул:
— О да! Принимаю его с благодарностью!
В тот же вечер, едва придя домой, я услышал в коридоре торопливые шаги, голоса, мне показалось, будто за стенкой, отгораживавшей меня от соседа, какая-то толчея. Полиция. Обыск у Даниэля де Роша. Наверняка снова поддался на какую-то провокацию, наверняка во что-то не то вмешался на публике… Ну что ж, у него своя навязчивая идея, у меня — своя. Мы оба — безумцы. Мы оба сошли с ума в то самое время, когда потревоженные шпики рыщут повсюду, везде суют свои хищные носы. Я догадывался, что там, в соседней комнате, мой приятель возмущается, протестует, отказывается следовать за сбирами. Наверное, надо было бы мне зайти к Даниэлю, пока они там, надо было бы поручиться за его лояльность как гражданина… Но я не сделал ни-че-го. Я был парализован страхом. И не каким-нибудь неосознанным, а опирающимся на здравый смысл. Когда остается несколько дней до жертвоприношения, нельзя идти в атаку на полицию, даже ради спасения друга. Я пленник своей клятвы, я должен оставаться здесь. И остаюсь — сижу на кровати, сложив руки на коленях, с ничего не выражающим взглядом и отвращением в душе к собственной беспомощности. А может быть, сейчас, вот сейчас постучат и в мою дверь: «Откройте, именем закона!»… Может быть, сейчас ко мне ворвутся, станут меня допрашивать, искать улики, уничтожать мои вещи… Может быть, меня арестуют, чтобы одним выстрелом уложить двух зайцев… Меня прошиб холодный пот… А шаги уже удалялись по коридору. Даниэля де Роша увели. А я… я ничуть не интересовал этих господ. Уф…
